На далеких рубежах
Шрифт:
"Что это еще там за группа такая образовалась?" -- недовольно подумал задетый за живое летчик.
Он поспешил на КП и наткнулся там на старшего летенанта Фокина, исполняющего обязанности начальника штаба, поскольку подполковник Асинов остался в Кизыл-Кале, чтобы сопровождать железнодорожный эшелон с семьями офицеров.
– - Ага, тебя-то, голубчик, мне и надо! Приказ о боевом дежурстве есть?
– - Здравия желаю, товарищ капитан. Мы, кажется, с вами еще не виделись в этих краях.
– - Здорово!
– - небрежно протянул руку Телюков.
– -
– - Есть.
– - А не знаешь, почему меня не вызвали?
– - Знаю. Вы будете дежурить завтра, а сегодня останетесь в резерве.
– - И график дежурства уже составлен?
– - Составлен.
– - А ну, покажи.
Фокин провел летчика к себе в комнату.
– - Вот график. Распишитесь, пожалуйста, против своей фамилии.
Телюков насупил брови, губы его нервно задергались. "Право первой ночи", вопреки предположениям, забрало начальство. Майор горбунов -замполит, майор Дроздов -- заместитель командира полка, капитан Марков -командир эскадрильи, капитан Махарадзе -- стажер из академии. А он, Телюков, признанный ас, герой Каракумов, не вошел даже в первую четверку!
– - Кто это сочинил?
– - указал Телюков на график.
Старший лейтенант Фокин был воспитанником подполковника Асинова, почтительно относился к штабным документам, и его покоробил тон Телюкова.
– - График подписал заместитель командира полка, -- как можно спокойнее промолвил он.
Телюков хлопнул дверью.
Такую вольность он, конечно, мог себе позволить только в обращении с низшим по чину. К майору Дроздову и войти не решился. Тот попросту выставил бы распоясавшегося капитана за дверь. Не бранным словом -- строгим взглядом.
Майора Дроздова Телюков побаивался больше, чем командира полка и замполита. Те были более культурные, чуткие, а Дроздов -- секира. Рубит сплеча. Железный человек, неумолимый. Он и внешне так выглядел -- будто весь соткан из стальных жил.
Одним словом, Телюкову не оставалось ничего другого, как покориться судьбе.
"НУ, ладно. Пускай дежурят начальники и академики, поглядим, каковы будут результаты..." -- с обидой подумал он, хотя в глубине души и осознавал, что каждый летчик из первой четверки -- нисколько, пожалуй, не хуже его.
Возвратившись в авиационный городок, "резервист" раздобыл лыжи и отправился на прогулку.
На тайгу наплывали синие вечерние сумерки, изгоняя угасающий день. Было тихо как во сне. Под лыжами скрипел смерзшийся снег, мороз, словно иглами, колол щеки и подбородок.
Стараясь держаться кем-то проложенной лыжни, летчик вскоре очутился на крутом берегу речки, которая извивалась между елей и берез ледяной полоской. Неподалеку торчали перила моста, от него круто вверх бежала наезженная дорога. Очевидно, эта дорога вела к так называемому Холодному Перевалу, именем которого назвали аэродром и авиационный городок. За Перевалом лежало таежное село Каменка, единственное в районе аэродрома село.
Телюков решил добраться до Перевала, осмотреть местность с высоты, и он стал карабкаться вверх, оставляя позади себя "Ёлочку".
Неожиданно летчик заметил на противоположной стороне дороги фигуру девушки в красном лыжном костюме. Она стояла на каменной глыбе, опершись на палки, и не то любовалась красотой лиловых сумерек, не то не решалась спуститься вниз к реке.
– - Эй, красавица!
– - крикнул Телюков, устремляясь к ней через дорогу.
– - Тебе что, жизнь надоела?
Незнакомка горделиво тряхнула головой, оттолкнулась палками и, пригнувшись, слетела с глыбы.
"Разобьется, ей-богу, разобьется, глупая" -- с замиранием сердца подумал летчик.
Взобравшись на холм, он стал наблюдать за храброй лыжницей. Ее красный костюм мелькал между кустов, и казалось издали, что по склону горы катится подхваченный ветром красный цветок. Ловко лавируя среди деревьев, девушка то скрывалась из виду, то снова появлялась и наконец, круто описав полудугу, остановилась на берегу речки.
Любил Телюков людей смелых и отважных. Вздумалось и ему "прокатиться с ветерком", догнать девушку, познакомиться с ней да и себя показать. Правда, он давненько не ходил на лыжах, но тут стоило рискнуть. И он, не раздумывая, скользнул вниз.
Но, аллах возьми! Не то левой ногой зацепился за что-то, не то случайно палкой затормозил -- кто знает, что вдруг приключилось, -- но только Телюкова как-то резко отбросило в сторону. Пошел он юзом и еле-еле удержался на ногах.
"Держись, Филипп Кондратьевич!" -- подбадривал он себя.
Скорость неудержимо росла. Справа и слева расступались стволы огромных пихт, мелькали колючие кустарники. Холодный воздух забивал дыхание. И все же лыжник держался на ногах. Казалось, победа полная! Пускай не задирает нос гордячка в красном костюме.
Но тут вдруг его подбросило вверх и отшвырнуло вправо. Еще раз подбросило. Хлестнули по лицу мерзлые ветки, запорошило снегом глаза. Что-то сильно ударило в бок.
Потеряв равновесие, Телюков с головой зарылся в сугроб...
...Вокруг жужжали шлеми и звенели комары... Прямо перед глазами покачивался на ветру алый цветок. А вдали, на окраине леса, как живые, бегали пихты, кувыркались, плясали. И сеялся снег -- мерзлый, колючий...
– - Эх вы, а еще летчик!
– - Кто здесь?
Цветок наклонился над ним.
Телюков замигал ресницами.
– - Нина, это вы?
– - спросил он.
– - Не узнаете?
– - Да, да... Мне кажется... Это в самом деле вы?
– - Батюшки, вам плохо!
– - Нет, нет, я чувствую себя превосходно.
Нина помогла незадачливому лыжнику подняться, взяла под руку.
– - Ну, можно ли так бросаться очертя голову неведомо куда? Здесь валуны...
– - Видите ли, Нина, -- оправдывался Телюков.
– - Я несколько лет служил на юге и долгое время не ходил на лыжах. Меня занесло... Но почему вы здесь?