На далеких рубежах
Шрифт:
Телюков всего лишь два раза встречался с полковником Горяевым, не знал, что это ха человек, и до сих пор уважал его за то, что тот носил на груди летный знак с единицей. Теперь, кроме этого, он еще почувствовал в начальнике человека приветливого и душевного, с которым можно говорить вполне откровенно.
— Скажите, капитан, вы сбросили подвесные баки?
— Нет, они сами сорвались. Только я не доложил об этом, как надлежало сделать: боялся, что меня вернут.
— Я, между прочим, так и подумал. Расчеты показали, что вы либо сбросили подвесные баки, либо их сорвало. И вот еще что. Анализ наблюдений оператора дает основания считать, что бомбардировщик упал в море. Я слежу за газетами: вот-вот должно быть американское либо еще чье-нибудь сообщение, что, мол, такого-то числа, в таком-то часу, при таких-то координатах заблудился… и так далее.
— Я тоже думаю, что сбил, — повеселел Телюков. — Прицел был точным, огонь залповым… К сожалению, пока это лишь догадки. А тем временем полковник Вознесенский угрожает мне трибуналом. Судить, говорит, будем.
— Судить? За что?
— Нарушил правила. Не доложил о баках и, кроме того, погнался за искусственным спутником Земли.
— За искусственным?
— Ну да. Принял его за недобитый мною самолет.
Полковник Горяев громко расхохотался. Его густые черные брови забавно подергивались на широком, открытом лбу.
— Узнаю подлинного летчика-перехватчика! За спутником, значит?.. Уморили, батенька! Здорово! Да вы просто герой! Нет, судить мы вас не дадим! — он хлопнул рукой по столу. — Не позволим! Горой встану за вас. Даже если подтверждения не будет. — Он вздохнул. — А вот за нарушение летных правил… Тут уж, пожалуй, придется наложить на вас взыскание. Нельзя же так, капитан! И в дальнейшем прошу вас хорошенько помнить: правило есть правило. Нарушили его — накажут, а иначе, помилуйте, что ж это получается? Конечно, я понимаю: вас и без того покарала буря. Да и подняли-то вас — ого при какой погоде! Нет, судить не будем, а предупредить — предупредим, хотя вы имеете одного сбитого на счету. Вы отличный летчик, и тем паче не к лицу вам нарушать летные правила.
— Я старался действовать как лучше.
— Все равно, — повторил начальник политотдела, — нарушения летных правил не оправдаешь ничем.
— Понимаю, — опустил глаза Телюков. — А документы на космонавта отослали, товарищ полковник?
— Отослали, хотя, говоря откровенно, отпускать из дивизии такого летчика, как вы, не хотелось бы. Но если вам придет в голову нарушать правила космонавтики…
— Что вы, товарищ полковник! — не дал ему договорить Телюков.
— Ну, смотрите. А теперь летите домой отдыхать. Комдив вас не примет — его нет. Кстати, как чувствует себя ваша жена, или кем она вам доводится?
— Женой, — несколько неуверенно ответил Телюков.
— Мне рассказывал ваш командир о случившемся. Сложное дело…
— Дело это уже распуталось, товарищ полковник. Тот негодяй, оказывается, жив. Только глаза лишился. Я встретил его в таежной хижине, совсем случайно. — И Телюков рассказал полковнику Горяеву все, что с ним произошло в тайге. — Теперь Нине уже ничего не угрожает, — заключил он.
— Это правда?
— Слово офицерской чести.
— В таком случае зовите на свадьбу.
— Если пожелаете.
— Конечно пожелаю! А почему бы мне не пожелать?
— Обязательно позову, товарищ полковник!
Долго, пожалуй с полчаса, пробыл Гречка в кабинете начальника штаба. Наконец он вышел, мокрый и распаренный — как из бани.
— Ну, что? — подошел к нему Телюков.
— Ой, ой, ой! Дал же он мне прикурить, — покачал головой техник, вытирая взмокшее лицо. — На всю жизнь запомню.
— Ругал?
— Еще как!
— За что?
Гречка пожал плечами:
— Хотел превратить карася в порося.
— То есть? — допытывался Телюков, выходя с Гречкой из штаба.
— Полковник, — шепотом заговорил Гречка, — все норовил, чтобы я против нашего командира полка и инженера показал. А что я против них покажу? Сам-то он, начштаба, в технике ни бум-бум. Ей-богу! Кричит: «Как вы посмели выпустить самолет с помпажем!» А ведь это все равно, что сказать: ведро компрессии. Да я уж промолчал, чтобы не накликать на себя лишней беды. А то еще спрашивает: «Хорошо ли были привинчены подвесные баки?» Ей-богу! Но тут я уж не сдержался и говорю: «А там, товарищ полковник, никаких болтов нет». Так он как гаркнет: «Молчать!» Я и притих. А вот командиру нашему надо сказать, что зубы точит на него начштаба. Это факт.
— Я тоже так понял, что между командиром полка и начальником штаба отношения… — Телюков выразительно сжал кулак. — Но что вдруг произошло?
Ни Телюков, ни тем более Гречка ничего не знали о «столе дипломата».
Выйдя за ворота, они повернули к посадочной площадке, где их ждал вертолет с солдатами. На полдороге офицеров догнал Рыцарь, который, очевидно, успел побывать во многих дворах: со всех сторон доносился неистовый собачий лай.
Телюков поймал собаку за ухо:
— Ах ты ж, бродяга! Кто это позволил тебе отлучаться из вертолета?
Рыцарь виновато заскулил.
…Полчаса спустя вертолет снялся с площадки и лег курсом на Холодный Перевал.
В то время, когда вертолет, в котором летели капитан Телюков, техник-лейтенант Гречка и все участники экспедиции, махал крыльями над горным кряжем, начальник политотдела разговаривал по телефону с Поддубным.
— Вы, Иван Васильевич, не больно нажимайте на капитана. Прошу вас встретить его без упреков и шума. Он очень возбужден. Вы сами отлично понимаете, что такое — лететь над морем ночью без капли горючего в баках, а потом прыгать с самолета черт знает куда, да еще в этакий буран! Конечно, жаль самолет, что и говорить. Но что с воза упало, то пропало. Человек, в конце концов, дороже всего. Поэтому и прошу вас… Почему предупреждаю? Да видите ли, тут ему угрожали трибуналом… Вознесенский… Одним словом, вы меня поняли?
— Понимаю вас, товарищ полковник.
— Вот и хорошо. Пускай Телюков отдохнет несколько дней под наблюдением врача… Да нет, ничего такого не замечалось, но ведь человек побывал на краю гибели… С этим нельзя не считаться. Ну, будьте здоровы! Что говорите? Да, как мы и предполагали, сорвало. Кроме того, летчик погнался за искусственным спутником. Ну, будьте здоровы!
Поддубный, разумеется, и не собирался ругать летчика, тем более наказывать его, не разобравшись во всех подробностях полета. К тому же полагал, что самолет-нарушитель сбит, ибо Телюков вряд ли мог промахнуться, ведя огонь. Но после разговора с начальником политотдела он счел необходимым в свою очередь предупредить майора Дроздова и подполковника Асинова, чтобы они не вздумали преждевременно снимать допрос, а тем более упрекать летчика в нарушении летных правил. Во всех подобных случаях нужно соблюдать такт.