На далеких рубежах

Гребенюк Иван

Некоторое время поезд шел вдоль берега моря, огибая залив. Легкие волны набегали на пологий берег и, отхлынув, оставляли на мокром песке кружевную пену. Вдали виднелся какой-то мрачный, черно-бурый полуостров, на котором одиноко высился маяк.

Постепенно море отступало. Поезд врезывался в бесконечные пески.

Поддубный часто выходил в тамбур покурить, побыть наедине с самим собою. Думал о том, как-то встретит его командир полка, как вообще сложится служба на новом месте.

Лег спать поздно. Ночь была темная. Поезд остановится на минуту-две и идет дальше. Смотришь в окно добрый час и не увидишь огонька. Черно за окном.

Пустыня.

Глава вторая

Вот наконец и Кизыл-Кала.

Но где же станция?

Утро, а тут хоть глаз выколи. Песчаный буран замутил все вокруг. Тусклое, едва различимое, светит солнце, матовое, какое-то лиловое. На него можно смотреть простым глазом, не прикрываясь светофильтром.

В вагоне, еще задолго до Кизыл-Калы, Поддубный слышал от пассажиров про ветер-афганец, налетающий из Афганистана; он вздымает тучи пыли, наметает высокие барханы. Сквозь чугунный грохот вагонных колес слышно было, как шумела и завывала стоголосая пустыня. Но все это блекло перед тем, что встретило пассажиров при выходе из вагона! Будто кто-то без конца швырял горсти песку в глаза — на тебе, человек добрый, получай! Прошли всего каких-нибудь сто метров, а песок уже отвратительно хрустел на зубах, набивался в уши, ноздри, сыпался за воротник…

— И часто здесь такое бывает? — спросил Поддубный, когда нашли наконец вокзал и очутились в пустом душном зале.

— Не забывайте, мы в царстве песков! — воскликнул Телюков с какой-то неуместной патетикой. — Это Каракумы!

Поставив свой и Лилин чемоданы, он отправился на поиски машины.

— А вас, Лиля, не пугает это пустынное царство?

Девушка была закутана в пыльник и в ответ только улыбнулась сквозь очки-консервы.

«Вот какую жену надо искать офицеру, который вчера наблюдал полярное сияние, а сегодня — песчаную бурю», — невольно подумал майор, вспомнив о своей бывшей знакомой — Римме, которая наотрез отказалась ехать с ним из Москвы. — Такой ничего не страшно.

Машину на станцию почему-то не выслали. Что же делать? Телюков снова ушел и вернулся минут через пятнадцать.

— Вот что, — сказал он, стряхивая с себя песок. — На аэродром идет специальная машина, цистерна. Есть одно место в кабине. Либо вы, Лиля, поезжайте, либо я поеду и вышлю за вами «Победу» или что уж там дадут, коль замело дорогу.

Телюкову явно хотелось показать Лиле свою услужливость.

— Поезжайте вы, — решила Лиля.

— Разрешите, товарищ майор?

— Поезжайте, а мы здесь подождем.

Телюков уехал на попутной машине. И прогадал. Не прошло и пяти минут, как появился шофер командира полка — рядовой Челматкин. Он был без головного убора и, увидев майора, остановился в смущении:

— Вот беда — забарахлил мотор; вылез я из машины, а ветер раз — и сорвал панаму. Я вдогонку — да куда там! Оттого и задержался. Вы уж не взыщите, товарищ майор, да и вы, Лиля. Такая неприятность! — жаловался шофер. — Это у меня уже вторую панаму уносит. Третьей, пожалуй, не дадут, скажут в вещевом отделе — статьи на буран не предусмотрено…

— А вы бы спустили подбородочный ремешок, — заметил офицер.

— В том-то и горе, товарищ майор! В общем, говоря правду, ворон считал…

Челматкин — молоденький, белокурый, с нежным, как у девушки, лицом солдат, видимо, глубоко переживал свою оплошность. Это ведь не шутка — потерять панаму. Без головного убора и солдат не солдат. Да и старшина не похвалит!

— Я узнаю у начальника вещевого отдела, если можно будет, как-нибудь добудем вам панаму, — пообещал Поддубный.

Водитель повеселел:

— Спасибо вам, товарищ майор. Да у меня и деньжата есть. За наличный… лишь бы согласились выписать.

Ехали с включенными фарами, чтобы не столкнуться с какой-нибудь встречной машиной. Лиля расспрашивала шофера о домашнем житье-бытье. Челматкин отвечал, не поворачивая головы:

— Полковник провел к своему коттеджу водопровод, и теперь мы каждый вечер поливаем деревья. А они уже, ого, как выросли. Чисто в роще дом стоит!

— Мой отец, — пояснила Лиля, обращаясь к майору, — большой любитель природы. Он развел вокруг коттеджа рощу и требует, чтобы каждый офицер сажал деревья и смотрел за ними.

— И растут они здесь?

— Еще как! Была бы вода! Говорят, что в этой земле и спичка пустит ростки, только поливай…

— Откуда же здесь вода?

— С гор. Она стекает по трубам, а чтобы не испарялась — трубы проведены под землей.

— Интересно. Но этот буран…

— Ничего! Побесится и утихнет.

«Победа» неслась по гладкой накатанной дороге. Кое-где путь пересекали свеженанесенные гребни. Врезаясь в них, машина петляла, резко сбавляя скорость. Несколько раз Лиля стукалась головой о плечо офицера, невероятно при этом смущаясь.

— Ой, простите, товарищ майор, — говорила она, покрываясь румянцем.

Вскоре въехали в улочку, вымощенную булыжником. В стороне, будто тени, выступали из песчаной мглы косяки крыш и высокие глиняные ограды. Навстречу попадались солдаты в панамах и в противогазах со спущенными за пазуху трубками. Очевидно, солдаты пользовались лишь масками, чтобы прикрыть ими лицо.

— Это уже Кизыл-Кала, — сообщил водитель.

Свернув вправо, машина выскочила на косогор и резко затормозила.

— Штаб полка, — сказал Челматкин и, протянув руку поверх спинки сиденья, распахнул заднюю дверцу.

Тут произошла сцена, которая немало удивила и Лилю и водителя. К машине подбежал дежурный по полку техник-лейтенант Максим Гречка. Присмотрелся к пассажирам и выпалил во весь голос:

— Здравия желаю, товарищ майор! — по произношению в нем сразу можно было узнать украинца.

— Максим, ты?!

— Да я ж, Иван Васильевич!

— Каким ветром занесло тебя сюда, старина?

— Таким, что и вас!