На далеких рубежах
Шрифт:
— Садитесь, пожалуйста, — обратился он к полковнику. — Я сейчас доложу генералу о вашем прибытии.
Долго ждать не пришлось.
— Прошу вас, товарищ полковник, — сказал адъютант, выйдя в приемную. А вы, товарищ майор, немного подождите.
Семен Петрович приосанился и бодро зашагал к генералу.
— Товарищ генерал, полковник Слива по вашему приказанию прибыл!
Генерал подал руку, приподнявшись над столом, внимательно оглядел полковника и указал на кресло. Прежде чем начать разговор, он снял очки, положил их перед собой на бумаги и спросил:
— Как чувствует себя лейтенант Байрачный после вынужденного оставления самолета?
— Ничего, товарищ генерал. Был на проверке в авиационном госпитале. Все в порядке. Мы уже провезли его на «спарке». Летает нормально.
— Молодец, не растерялся. Хороших летчиков воспитываете, полковник. Да вы сидите, пожалуйста. Ну, а майор Гришин как? Все воюет против Поддубного?
— Да, они не в ладах.
— Получили мы письмо от Гришина. Жалуется на Поддубного. Толковал я здесь по поводу этого письма. Вздор и клевета. Гришин оказался трусом и перестраховщиком, кроме того, начал еще сплетничать. Решено вызвать его на партийную комиссию. А я, по своей командной линии, решил убрать его из полка. Худую траву — с поля вон. А вы какого мнения?
— Гришина лучше было бы использовать как штурмана наведения. В штурманских расчетах он силен.
— Это верно?
— Совершенно верно, товарищ генерал. У нас в полку называют его Лобачевским.
— Не слишком ли? Лобачевский был не только великим математиком, но и прекрасным педагогом. А Гришин, насколько мне известно, обучать не умеет. Его помощник ведь не сумел навести на меня перехватчика!
— Вам виднее, товарищ генерал. Но в штурманских расчетах Гришин силен. Это подтвердит каждый.
Генерал задумался. На его широком лбу образовались три параллельные морщины.
— Хорошо, посоветуюсь еще со штурманами. Возможно, что переведем Гришина на КП дивизии.
Полковнику Сливе было приятно, что генерал похвалил его за Байрачного. И не только приятно. После этой похвалы он чувствовал себя вполне уверенно. «Протирки» не будет. Ясно одно: раз Гришина снимают, заместителем станет Поддубный. За тем, очевидно, его и вызвали сюда. Но одно несколько смущало и настораживало Семена Петровича — уж больно как-то пристально поглядывает на него генерал. Семен Петрович чувствовал, что генерал еще не коснулся самого главного.
И предчувствие не обмануло его.
— А вам, Семен Петрович, не надоело еще в полку? Кажется, давно командуете?
— Так точно! — У Семена Петровича екнуло сердце.
— Да, засиделись, очень засиделись.
«Или повышение, или отставка», — промелькнула мысль.
— Засиделись, — повторил генерал, вертя в руках очки. — А как вы, Семен Петрович, посмотрите на то, если мы переведем вас в штаб заместителем начальника отдела?
Видя, что его предложение обескуражило полковника, командующий предложил ему хорошенько подумать, поразмыслить наедине.
— А потом заходите. В любой момент заходите, Семен Петрович!
Полковник Слива понял, что вопрос о нем решен заранее. Оставалось одно: либо соглашаться с этим решением, либо подавать в отставку.
— Да, пожалуй, я подумаю, — ответил полковник.
— Вот и хорошо. Только вы, Семен Петрович, не волнуйтесь, не переживайте. Гнать мы вас не собираемся. Кстати, я вчера подписал приказ о снятии с вас взыскания.
Эти слова подбодрили полковника. Однако — штаб… Нет, ни в коем случае! В штаб он не пойдет…
Майор Поддубный, который ожидал в приемной своей очереди, не мог не уловить на лице своего командира растерянности и озабоченности. И по тому, с какой неловкой поспешностью полковник, выйдя из кабинета генерала, шарил по карманам, ища свою трубку, он понял, что произошло что-то необычное. Он намеревался спросить полковника, но тотчас же услышал из уст генерала свою фамилию. Генерал вызвал его сам, минуя адъютанта.
С тяжелым сердцем зашагал Семен Петрович по коридору, попыхивая спасительной трубкой. Штаб, отставка — вот слова, которые вертелись на уме. Он решительно не знал, какому из них отдать предпочтение. Оба они приносили ему боль и обиду.
Выкурив трубку, он набил ее вторично. Поддубный все еще находился там, за массивной дверью кабинета генерала. Наконец он вышел из приемной.
— Ну что? — поспешил к нему полковник.
— Можете поздравить меня, Семен Петрович.
— Заместителем назначили?
Поддубный заколебался: сказать или нет? Пожалуй, лучше сразу сказать.
— На командира полка представляют.
— Правда? — искренне обрадовался полковник. — В Кизыл-Калу?
— Якобы да.
Полковник пожал майору руку и, оставив ему горящую трубку, поспешил в кабинет генерала.
Добрых полчаса, если не больше, ожидал Поддубный полковника. За это время он успел побывать в отделе боевой подготовки и в инженерном отделе, выяснил интересовавшие его вопросы, а полковник все еще не выходил от генерала. Наконец он появился в приемной. Лицо у него было какое-то растерянное. Он то улыбался в свои пышные, тронутые изморозью усы, то мрачнел как туча.
Всю дорогу до самого аэродрома молчал, курил не переставая трубку за трубкой.
Когда они вышли из машины и остановились возле самолета, он сказал с плохо скрытой обидой в голосе:
— А меня все же отстранили…
Поддубному было жаль Семена Петровича. Хотелось в эту минуту сказать ему что-то теплое, успокаивающее, но не находились нужные слова.
Инженер доложил полковнику, что самолет готов к вылету, осмотрен и заправлен, но придется малость обождать, пока оформят документацию. Семен Петрович взял своего, теперь уже, можно сказать, бывшего помощника под руку, провел шагов десять.
— Да, отстранили. — Полковник тяжело вздохну. — Оно-то, собственно, уже пора. Годы, Иван Васильевич, годы! Но есть и радость у меня: полк, который для меня дороже всего на свете, я передаю в надежные руки. Разве это не радость для меня, старого полкового служаки?