На день погребения моего
Шрифт:
В Штурманской Рубке, месте таком секретном, что половина экипажа даже не знала о его существовании, не говоря уж о том, как туда попасть, был установлен один из нескольких оставшихся в мире Параморфоскопов.
Все работы с параморфоскопом на борту «Саксаула» были поручены гражданскому пассажиру Стилтону Гасперо, который оказался ученым-авантюристом в присущей Внутренней Азии традиции Свена Гедина и Аурела Штайна, хотя за пределами Штурманской Рубки его статус на судне был неясен. Не желая распространяться о себе, он, как оказалось, был более чем расположен говорить о Шамбале и Путеводителе Сфинчино.
— У историков есть теория, что крестовые походы начинались как паломничества. Человек определяет пункт назначения, следует через ряд стоянок — их диаграммы были одними из первых карт, как вы видите в этом документе Сфинчино, лежащем перед вами, и, в конце концов, после актов искупления и личных неудобств, вы прибываете, выполняете там то, что велит вам ваша вера, и возвращаетесь домой.
— Но добавьте в свой духовный проект элемент вооруженной силы, и всё изменится. Теперь вам нужен не только пункт назначения, но еще и враг. Когда Европейские Крестоносцы, отправившиеся в Святую Землю воевать с Сарацинами, не нашли Сарацинов сразу же, они начали воевать друг с другом.
— Следовательно, мы не должны исключать из этих поисков Шамбалы неизбежный военный аспект. У всех Властей живой интерес. Ставки слишком высоки.
Загадочный гражданский поместил Путеводитель под оптически идеальным пластом исландского шпата, расставил различные линзы и осуществил тонкую настройку ламп Нернста.
— Вот, парни. Взгляните.
Кто не был ошарашен — так это, естественно, Майлз. Он сразу же распознал устройство для воздушных суден, используемое для определения дистанции и навигации.
Смотреть в него на странно искривленный и лишь частично видимый документ, который «Друзья Удачи» доставили капитану Тоудфлексу — всё равно что пикировать в воздухе на низкой высоте: действительно, если правильно настроить визир, вы осуществите долгое и пугающее погружение прямо в глубины карты, топография будет раскрываться всё в более и более мелких масштабах, возможно, асимптотически, как в снах о падении, в которых спящий просыпается прямо перед ударом о землю.
— И это приведет нас прямо в Шамбалу, — сказал Рэндольф.
— Ну... Гасперо выглядел смущенным, — сначала я тоже так думал. Но возникли дальнейшие осложнения.
— Я так и знал! — взорвался Дерби. — Этот 'Со Митмен держал нас за лохов всё это время!
— Это на самом деле странно. Расстояния, соотносящиеся с исходным пунктом в Венеции, абсолютно точны для поверхности земли и различных глубин под ней. Но почему-то этих трех координат не достаточно. Чем дальше мы следуем за путеводителем, тем более...что ли...расфокусированными становятся детали, пока, наконец, — он в недоумении покачал головой, — они не становятся фактически невидимыми. Как если бы существовал некий...дополнительный уровень шифрования.
— Вероятно, нужна четвертая ось координат, — предположил Чик.
— Чувствую, что трудность может быть здесь, — он указал им на центр экрана, где с промежутками виднелся горный пик — ослепляюще белый, кажется, светящийся изнутри, свет лился из него, он постоянно взрывался, освещая мимолетные облака и даже пустое небо...
— Сначала я думал, что это гора Кайлаш в Тибете, — сказал Гасперо, — святыня индийских паломников, для них это рай Шивы, самое священное место, равно как и отправная точка для искателей Шамбалы. Но я был на горе Кайлаш и на некоторых других, и не уверен, что эта гора на карте — это она. Эту тоже видно на большом расстоянии, но не всё время. Словно она состоит из какой-то разновидности исландского шпата, которая может поляризовать свет не только в пространстве, но и во времени.
— Древние Манихеи в здешних краях обожествляли свет, почитали его, как Крестоносцы требовали почитать Бога, ради него самого, и во имя его почитания ни одно преступление не казалось чрезмерным. Это был их контр-Крестовый поход. Неважно, какие преобразования могут произойти — а они ожидали чего угодно: путешествия туда-сюда во Времени, буквально прыжки из одного континуума в другой, метаморфозы из одной формы материи, живой или неживой, в другую — единственным инвариантным фактором всегда должен был оставаться свет, свет, который мы видим и расширенный смысл которого предрек Максвелл и подтвердил Герц. Наряду с этим они отвергали все формы того, что определяли как «тьму».
Всё, что вы воспринимаете органами чувств, всё, что вам дорого в данном мире — лица ваших детей, закаты, дождь, запахи земли, милый смех, прикосновение любимой, кровь врага, стряпня вашей матери, спортивные победы, соблазнительные незнакомки, тело, в котором вы чувствуете себя как дома, морской бриз, овевающий обнаженную кожу, всё это для ревностных Манихеев — зло, создания злого божества, призраки и маски, которые всегда принадлежали времени, испражнения тьмы.
— Но только всё это и имеет смысл, — возразил Чик Заднелет.
— А настоящий последователь этой веры должен от всего этого отказаться. Никакого секса, даже никакого брака, никаких детей, никаких родственных связей. Это всё — лишь хитрости Тьмы, призванные отвлечь нас от процесса единения со Светом.
— Такой выбор? Свет или киска? Что это за выбор?
— Сосунок!
— Прости, Линдси, я, конечно, хотел сказать «вагина»!
— Звучит несколько, — Чик потер подбородок, — не знаю, несколько пуритански, не находите?
— Они в это верят.
— Но как им удалось не вымереть в первом поколении?
— Большинство из них продолжали вести то, что вы назвали бы нормальной жизнью, продолжали заводить детей и так далее — зависело от того, на какой уровень несовершенства они были согласны. Тех, кто придерживался строгой дисциплины, называли «Достигшими совершенства». Остальных приглашали изучать Таинства и попытаться примкнуть к небольшой компании Избранных. Если они когда-либо достигали точки, которая была тем, чего они хотели, должны были отказаться от всего.