На день погребения моего
Шрифт:
Дерби в сердцах швырнул в шкафчик свой чемодан воздухоплавателя.
— Сколько еще, как вы полагаете, — крикнул он устройству, — мы будем мириться с вашим чертовым неуважением?
— Пока не легализуют бунты, — чопорно предостерег его Линдси.
— Можно сказать «пока свиньи не начнут летать», да? — Дерби с многозначительной улыбкой кивнул на старпома. — Всё к черту, ты, мятежный всезнайка...
— Они не могут никому запретить хорошо провести время, как бы то ни было, — Дерби был уверен. — Этим автократическим бастардам кажется проказами всё, что они не могут контролировать.
— Сосунок! — лицо Линдси быстро бледнело. — Вот чего я всегда боялся...
— О, успокойтесь, миссис Гранди, я имею в виду только свойственные царизму, но, безусловно, незаконные аспекты их поведения.
— О. Ладно.., — Линдси, несколько застигнутый врасплох, прищурясь, рассматривал впервые рассуждавшего с юридической точки зрения Дерби, но его замечание не учел.
— Парни, на вашем месте, — с подчеркнутой медлительностью сказало устройство Теслы, — я уже был бы в воздухе. Не рискуйте своей превосходной репутацией людей, которые всегда выполняют, что им велено. Овцы тоже могут летать, если уж на то пошло. Не так ли.
И вскоре, пока Алонсо Митмен наблюдал в бинокль со злополучной Колокольни, «Беспокойство» с угрюмым видом взлетело над Кэндлброу в безветренный и влажный день, оставив Тайны Времени тем, у кого было достаточно ресурсов, которые можно посвятить их надлежащему изучению.
Часть тертья. Билокации
Пока «Беспокойство» находилось в Нью-Йорке, до Линдси доходили слухи о «Турецком Закоулке», который действительно считался, не в сугубо метафорическом смысле, «спасительным уголком Азии». Вроде «Вот вы в ужасной высокобуржуазной гостиной Нью-Йорка, а через минуту вы уже в азиатской пустыне, на горбе двугорбого бактриана, ищете затерянный подземный город».
— В смысле, после короткого визита в Чайна-таун и вдыхания неких паров.
— Не совсем так. Всё не настолько субъективно.
— Ты хочешь сказать, что это не умственная транспортировка, а действительно физическая?
— Трансляция тела, своего рода вторичное воскресение, если угодно.
— Слушай, кто от такого откажется? Где этот дивный уголок?
— Где, действительно... за которыми из этих штабелированных тысяч окон, освещенных и темных? Трудные поиски, нечего сказать.
Ну, на прошлой неделе, скажем так, поиски начались, по крайней мере, неожиданно.
Линдси Ноузворт ехал на верблюде сквозь ночь, и понял, что наслаждается своим одиночеством, вдали от постоянного хаоса типичной палубной вахты — поле обзора усеяно звездами, четырехмерное пространство в чистейшем виде, больше звезд, чем он когда-либо видел на своей памяти, хотя у кого было время их рассматривать, так много мелких повседневных дел каждый день приковывали его взгляд. Честно говоря, у него возникало всё больше сомнений относительно практической пользы света звезд, и в последнее время он начал изучать исторические мировые битвы, пытаясь выяснить, как условия освещения могли повлиять на исход событий, даже начал подозревать, что свет мог быть тайным решающим фактором истории — не только то, как было освещено поле боя или флот противника, возможное искривление света через определенное окно во время важнейшего государственного собрания, или как солнце садилось за какую-то важную реку, или свет определенным образом упал на волосы и таким образом отсрочил казнь политически опасной жены, от которой решительно собирались избавиться...
— Ааа... Ч-т!
Вот, вот оно снова — роковое слово! Слово, которое по предписанию врача ему запрещено произносить даже в мыслях...
C.A.C.A., или Соглашение о всестороннем ежегодном обследовании «Друзей Удачи», предусматривало ежеквартальные медицинские обследования на официальных Контрольных станциях эскулапами страховой компании. В последний раз, когда Линдси проходил обследование в Мэдисин-Хэт, Альберта, они провели какие-то тесты и нашли симптомы Гименеемании в начальной стадии:
— Это аномальное желание жениться.
— Аномальное? Что в этом аномального? Никогда я не скрывал, что это — мое главное желание в жизни: не быть больше одному, быть вдвоем, два — больше, чем один, это исчислимо два, но...
— Вот. Как раз это мы имели в виду.
На улице было лето, в последних лучах солнца горожане играли в боулинг на лужайке. Смех, крики детей, спокойные взрывы аплодисментов, и что-то во всем этом заставило Линдси, всегда отрицавшего такие идиллические сообщества, ненадолго испугаться за структурную целостность своего сердца. С тех пор он с несколько настораживающей частотой получал официальные бланки анкет, почти открытые требования предоставить образцы его физиологических жидкостей, внезапно являлись бородатые джентльмены в очках, с различными европейскими акцентами, в настоящих белых пальто, желавшие его обследовать. В конце концов, «Беспокойство» улетело без него, Чик Заднелет временно взял на себя обязанности старпома, чтобы Линдси мог получить аттестат соответствия Биометрического института невропатии, пройти «батарею» тестов умственных способностей, после окончания которых должен был поспешить в некий не отмеченный на карте оазис Внутренней Азии, служивший базой подпустынных суден в регионе, для рандеву с подпустынным фрегатом Его Величества «Саксаул».
Словно Валаамова ослица, этой ночью верблюд первым почувствовал что-то неладное, замер на полпути, все его мускулы сжались, он попытался издать крик, не свойственный верблюдам, чтобы его седок наконец-то обратил внимание на странность.
Вскоре Линдси услышал, как из-за дюны слева от него кто-то зовет его по имени.
— Да, остановись на минутку, Линдси, — добавил голос с другой стороны дороги, источник которого нельзя было найти.
— У нас для тебя сообщения, — засвистел увеличившийся хор голосов.
— Всё нормально, — обнадежил верблюда старый бойскаут Линдси, — это здесь обычное дело, об этом сообщал еще Марко Поло, лично я сталкивался с чем-то таким также на Крайнем Севере, да, много раз.
Громче, словно отвечая на всё более назойливые вопросы:
— Простое Вознесение Песка, отсутствие света, слух обостряется, энергия перераспределяется в органах чувств...
— ЛИНДСИЛиндсиЛиндсилиндси...
Верблюд оглянулся на него и долго вращал глазами, что при прочих равных условиях должно было выражать скептицизм.
— Ты должен покинуть этот путь, с которого тебе велели не сходить ни на шаг, иди к нам, за эту дюну...
— Я подожду здесь, — ответил воздухоплаватель настолько чопорно, насколько позволяла ситуация. — Если вы выйдете ко мне.
— Здесь много жен, — звали голоса. — Не забывай, это Пустыня...
— С ее широко известным влиянием на психику...
— ...которое зачастую можно устранить с помощью многоженства.
— Хехе...
— Жены в цвету, призрачные поля, полные жен, Линдси, это Большой Базар Жен на Мировом Острове...