На день погребения моего
Шрифт:
— Один из моих лучших АС, — прокомментировал Артуро.
Этой аббревиатурой он, кажется, обозначил «Ангела смерти». Далли подошла ближе, заглянула под капюшон. Она увидела лицо, которое вы можете встретить в любой момент, свернув за угол в городе или сев в омнибус, просто соседская девчонка Кэти — лицо девушки, о которой мечтал этот парень, девушки, которая поддерживала домашний очаг в доме, оказавшемся невозможно далеким, которая обещала невыразимые плотские удовольствия, в то же время готовясь провести его дух к берегам невыразимо далеким, за закат.
— Фиона Плаш, — сказал Артуро, — прелестная девушка. К сожалению, ее пленил артист варьете, питающий слабость к пышным формам. Видели, как он приносил ей на работу ланч в дорожной сумке из пегамоида под крокодилью кожу. Чем больше она ела, тем больше ей хотелось есть. Возник вопрос драпировки. Если вы внимательно рассмотрите ее глазные яблоки, увидите, что я отобразил там голод — довольно изящно, полагаю, то фальшивое сострадание, которое воплощает сущность работы АС, если вы умеете хранить тайны.
— А теперь — позвольте забежать вперед — вы ищете новую модель.
— Возможно, и новый подход. Вы, должно быть, замечали, как люди восхищаются вашими волосами.
— Полагаю, вы решили создать фигуру без капюшона.
— Ладно. В соответствии с традицией необходимо было прятать лицо, в смысле, это ведь Смерть, не так ли. Наилучшее, чего вы ожидаете — это череп, а если вы склонны к ночным кошмарам, вам станет только хуже.
— Но этот Ангел здесь...
— Вы правы, но это старушка Фиона, не ее вина, что мне в конце концов пришлось сделать ее немного худее.
В последующие дни им довелось посетить другие кладбища, и чем больше АС Нонта увидела Далли, тем страннее становилась ситуация. Эти работы воплощали какие-то извращенные намерения — продолжение рода и смерть. В сложной драпировке одеяний АС в определенное время дня под действием преобладающего освещения четко можно было увидеть в тенях платья очертания младенца, иногда — даже нескольких, цеплявшихся за то, что могло быть равнодушным телом. Когда облака сгущались, уплывали или рассеивались, эти фигуры исчезали, а иногда — превращались во что-то еще, что также не располагало ко внимательному осмотру.
Далли недолго была моделью скульптора. В Нью-Йорке, в одной из цитаделей капитализма в даунтауне, среди аллегорических статуй, выстраивающих особый мраморный коридор, ее до сих пор можно найти в образе №Духа Биметаллизма»: правильные черты лица, как на ритуальной урне, увенчана гирляндами, в каждом из зрачков резцом скульптора изображено сияющее внимание, направленное на ее правую руку, в которой она держит на весах символическое солнце и луну, как Фемида держит свои весы...как и у других моделей, вряд ли случайно, ее лицо выражает тоскующее сожаление из-за того, к чему она пришла. Кем были эти девушки — Спрос, Предложение, Добавочная Стоимость, Убывающие Доходы?
Сидела ли какая-нибудь из них на крыльце на краю прерии, качалась в покупном кресле-качалке в жемчужный полдень, воображая, что ее семья уехала без нее, дом — раковина, захваченная этими медленными деревянными ритмами? Была ли она даже с еще более далекого Запада, предположим, из шахтерского края, день и ночь мерзла в какой-то лачуге выше снеговой линии, именно так она превратилась в дитя серебра и злата? Ее заметил владелец шахты, или заместитель владельца шахты, привез в город, в какой-то город, познакомил с товарищем скульптора, каким-то ловкачом, который бывал во Франции, ветераном интрижек художников с моделями, завсегдатаем всех салонов Киппервилля...
В отличие от других девушек в ряду моделей, она подошла к заданию по-актерски и действительно восприняла абстракции, которые ей велели воплотить, как способ «проникнуть в характер». Какой смысл пытаться олицетворять Биметаллизм, если не можешь прочитать о Нем всё, что возможно? То же самое с Артуро Нонтом и его АС. Эта работа — гнать стадо душ военных, Далли не могла не смотреть на нее с точки зрения Ангела. Возможно, капюшон был не для того, чтобы скрыть лицо, а для защиты, так же, как голову классической semeuse, сеятельницы, иногда закрывала шаль для защиты от солнца — от чего-то сверху, чего-то мощного, но изменчивого, какого-то сияния или неожиданной формы энергии...Божья милость? Зачем Ангела Смерти, действующего, как представитель Бога, загораживать от милости? А тогда — от какой другой, непредвиденной темной энергии? Какой антимилости?
Конфликты начались сразу же. Артуро хотел покоя, неподвижности, а Далли являла ему энергичную спортсменку, поддающуюся только ветру, который она могла почувствовать, непроизвольно испытывая оргазм от его скорости. «Ну, я — не Чарли Сайкс, не так ли, — часто можно было услышать его бормотание». Как и лицо ее предшественницы Фионы Плаш, лицо Далли было слишком специфическим, чтобы смотреть на него долго. Мы видели такие лица, при смене освещения, на фоне длинных ровных стен пригородных складов, в дни тумана или далеких пожаров, пепел от которых опадал незамеченным, неизменные, накапливавшие белизну, словно мороз...их лица, кажется, требовали нарушения освещения и, возможно, желания, чтобы их увидели, но их с тревогой отвергали те из нас, кто увидел.
Тем временем 'Перт, которая была занята тем, что безуспешно пыталась заронить сомнения относительно девушки в душу Хантера, узнала от членов И. П. Н. Т. кое-что о его прежних приключениях и о возникших в результате немощах, и назначила себя некой антимузой, надеясь низостью побудить Хантера хотя бы работать, если уж нельзя заставить его расположить к себе британскую публику. Но вскоре ее история подверглась некоторой корректировке. В сентябре Хантер пригласил ее сопровождать его в Глостерский собор, в рамках Фестиваля Трех Хоров в том году должны были впервые представить новую работу Ральфа Вогана Уияльмса. Руперта, ненавидевшая церковную музыку, почувствовала непреодолимое желание принести бесполезное зло, поскольку приехала в игривом наряде, более подходящем для Брайтона, в шляпе, которую она всегда считала омерзительной, но держала под рукой как раз для таких случаев. Композитор дирижировал двумя струнными оркестрами, канторы и деканы сидели лицом друг к другу у алтаря, а струнный квартет находился между ними. В то мгновение, когда Воган Уильямс поднял дирижерскую палочку, даже еще до первой ноты, что-то случилось с Рупертой. Словно фригийский резонанс толкнул огромное колесо, двойные струны звенели, девятичастные гармонии заполняли кости и кровеносные сосуды приглашенных зрителей, Руперта начала медленно воспарять, ничего вульгарного, просто деликатный и величавый подъем к сводам, на полпути по ее лицу безостановочно начали течь слезы, она плыла в осеннем свете над головами публики, пока играли произведение. Во время последнего длинного диминуэндо она спокойно вернулась на землю и снова пришла в себя, больше она никогда не возвращалась к своим прежним занятиям решительной вредительницы. Они с Хантером, который смутно подозревал, что с ней произошло что-то судьбоносное, молча шли по берегу Северна, и лишь несколько часов спустя она смогла довериться ему и заговорить:
— Должно быть, ты никогда меня не простишь, Хантер, — прошептала она. — Я никогда не смогу надеяться ни на чье прощение. Каким-то образом я сама должна найти для каждого дурного дела в своей жизни хорошее, которое его уравновесит. У меня для этого осталось не так уж много времени.
Обычно он в шутку оспаривал ее теорию моральной бухгалтерии. Но позднее он мог бы поклясться, что видел, как ее окружает загадочная светящаяся аура, и понимал, что над ней шутить нельзя. Обладая тем английским слухом, который никогда не упустит ровное седьмое созвучие, Хантер, конечно же, сразу клюнул на удочку «Фантазии» Таллиса, он всегда будет ее любить, но перелом в чувствах, который был ему необходим, должен прийти из какого-то другого источника. Время поднималось, как река в сезон штормов, несла свои волны в гребешках по переулкам и площадям его души, и он не знал, сможет ли взобраться достаточно высоко, чтобы спастись.