На деревню дедушке
Шрифт:
— Как ты думаешь, может нам новый день принести какие-нибудь новости? — спросила Маринка. — Неприятные, я имею в виду?
— Может, — ответила я, доставая сигареты из кармана пальто. — Я, кстати, не рассказала тебе об одном маленьком моментике, случившемся вчера за секунду до взрыва.
— О господи, что еще? — испугалась Маринка. — Говори, говори быстрей!
— Я заметила старшего сына Петра. Он помахал мне из машины. Это был тот самый подкидыш, который мешался у нас в коридоре.
— О-паньки! Так, значит… — Маринка задумалась. Я в это время прикурила и договорила за нее:
— Это значит, что в похищении документов и в последующем похищении картин, возможно, участвовал и Петр Федорович. Что ты там говорила про его нехороший бизнес?
— Я так же и подумала, — сказала Маринка. — Только мне кажется, что тот грузин в кепке как-то полегче, что ли, будет Петра. Постройнее.
— Мне тоже так кажется, — согласилась я, мысленно сравнив фигуры вчерашнего маньяка и Петра.
— Говоришь, старый Траубе сидит в ауте? — спросила я.
— Черт его разберет, — отозвалась Маринка. — Ты же его видела. Он такой приветливый. В смысле — с приветом, — хихикнула Маринка.
Мы прошли еще несколько шагов и завернули за угол дома. Одно окно в доме было освещено.
— Кому же это не спится? — проговорила вслух Маринка.
Я сперва хотела что-то ей сказать, а потом подумала, что мы так хорошо идем и ничего не случится, если мы пройдем еще несколько шагов.
Нехорошо заглядывать в окна, признаюсь, но, как говорит один мой знакомый, «если нельзя, но очень хочется, то немножко можно». Это я Фимочку Резовского вспомнила.
Мы, замедлив шаги, подошли и осторожно заглянули в окно.
Это был кабинет Федора Аполлинарьевича.
Горела на столе лампа, тени от нее падали на стены, расписанные черт знает как, и на картины, которые изображали родные просторы. Мадонн, кстати, среди этих просторов видно не было.
Сам Траубе сидел в кресле-качалке и, жестикулируя, что-то говорил. Судя по его мимике, разговор был довольно-таки живой и занимательный, но голосов не было слышно.
— С кем это он? — тихо спросила Маринка. — С Варварой, что ли?
Каюсь, каюсь, но, что поделаешь, мне тоже стало интересно.
Мы с Маринкой, крепко сцепившись руками, приблизились к окну почти вплотную. Сразу стала видна вся комната. Траубе продолжал разговаривать, а вот в комнате, кроме него, никого не было.
Лестница, ведущая из кабинета на второй этаж, была пустой, да и располагалась она слева от Федора Аполлинарьевича, а смотрел он в другую сторону.
С минуту или чуть больше мы с Маринкой молча смотрели на эту пантомиму, потом вдруг словно кто-то нажал на кнопку. Стала слышна негромкая музыка, и как бы издалека до нас донесся женский голос. Женщина пела: «Жалобно стонет ветер осенний, листья кружат пожелтевшие. Сердце наполнилось грустью томления, хочется счастья ушедшего».
— Да, Ляля, да, ты права! — крикнул Федор Аполлинарьевич невидимому собеседнику.
Мне стало страшно. Я еще крепче сжала Маринкину руку, она мне ответила тем же.
Еще раз посмотрев в кабинет Траубе и увидев его, все так же машущего руками и явно с кем-то разговаривающего, я отступила назад.
— Перекреститься надо, — страшным шепотом сообщила мне Маринка, и мне стало совсем уж жутко.
— Пошли отсюда к чертовой матери! — прошипела я, повернулась и помчалась обратно вдоль стены дома, таща за собою Маринку.
— Зря ты так, — бормотала Маринка, спотыкаясь и еле успевая за мною. — Зря ты так.
Я добежала почти до самой двери и резко остановилась. Ткнувшись носом мне в плечо, остановилась и Маринка.
— Ты что?! — крикнула она.
— Тихо! — скомандовала я. — Что я «зря»? Что «зря»?
— Зря ты сказала «к чертовой матери», — сообщила мне запыхавшаяся Маринка. — Поминать нечистого всуе — это, знаешь ли…
— Пошла к черту! — тут же пожелала я ей.
— Ну, я в принципе, — тут же пошла на попятную Маринка, — ничего серьезного я не имею в виду.
— Тут одни психи, — сказала я, думая о Траубе.
— Заметила. — Маринка нервно оглянулась и задрала голову. — Полнолуние, — задумчиво сказала она, — а что, если он того, перевоплощается? Становится оборотнем, а? Ты об этом не подумала?
— Еще раз к черту послать? — спросила я, чувствуя, что меня начинает подло и мелко трясти. Все-таки такие психологические испытания, которые сваливаются на меня в последнее время, — это не каждому достается. Мне досталось, и, похоже, меня достало.
— Идем спать! — резко сказала я и шагнула в сторону двери.
В этот момент передо мною, словно из-под земли, появился какой-то человек, и я, чуть-чуть только не врезавшись в него, вскрикнула и отступила на шаг назад.
Маринка, так та, вообще взвизгнув, присела и закрыла лицо руками.
— Гуляете? — услышала я женский голос.
Это была Варвара. На ней была надета какая-то лохматая шуба, поэтому я, не разобрав, едва не приняла ее за привидение.
— Есть такое дело, — дрогнувшим голосом сказала я.
— Вот и мне не спится. — Варвара с интересом посмотрела на Маринку, которая, услышав спокойные человеческие голоса, открыла глаза и сделала вид, будто что-то уронила на землю. Она встала и с показной бодростью сказала:
— Ночь хорошая, правда?
— Неправда, — ответила Варвара. — Брата убили. Что тут хорошего?
Больше ничего не сказав, Варвара обошла нас и пошла в сад. Мы с Маринкой помолчали и направились в дом. Гулять нам обеим больше не хотелось.
Остановившись около двери, мы с Маринкой переглянулись.