На "Дейчланде" через Атлантический океан
Шрифт:
Однако, не будучи никогда сторонником долгих размышлений, я согласился. Наконец-то человеку, перешагнувшему 45-летний возраст, нашлось дело в такое время.
– Господин Ломан, – сказал я, – если дело действительно наладится, то я ваш.
И дело действительно наладилось.
По прошествии неполных двух месяцев меня вызвали в Бремен для важного совещания. Там я увидел чертежи, планы, наброски и рисунки, от которых у меня чуть не закружилась голова. Когда же спустя четыре месяца, которые, кстати, провел не без пользы, я поехал в Киль в Гаарден, то на стапеле возвышалось уже удивительное стальное сооружение. Большое,
Мои читатели, встречавшие на страницах иллюстрированного журнала изображение центрального поста или рубки на подводных лодках, поймут это, и если у них зарябило в глазах от невероятного количества колес, вентилей, винтов, кранов, труб и трубочек, от всей этой массы рычагов и аппаратов, из которых каждый имеет свое крайне важное значение и скрытый смысл, то пусть они утешатся: со мной случилось то же.
Когда же это чудовище было окрашено и его серо-зеленое туловище с величавым спокойствием скользнуло в воду, оно превратилось в судно, попавшее в свою стихию и плававшее в ней, как будто оно иначе и быть не могло.
Впервые я ступил на узкую палубу, поднялся на площадку рубки взглянуть вниз и поразился: подо мной простиралось длинное стройное судно, изящное по своим привлекательным линиям и формам. Только борта, мощно округляясь и выдаваясь над водой, давали понятие о том, как необыкновенно велик его корпус.
С чувством гордости я любовался этим произведением, слегка качавшимся подо мной и многозначительно соединявшим в себе изящество и силу.
На стапеле возвышалось удивительное стальное сооружение.
Теперь все то, что вначале считалось плодом богатой фантазии в области техники, оказалось действительностью и было судном прекрасных мореходных качеств, которым старый моряк мог только любоваться.
Под таким впечатлением я положил руку на планширь рубки "Дейчланд" и поклялся ей в верности.
Таким образом я был назначен на "Дейчланд" первым командиром первой торговой подводной лодки.
Испытания и отъезд
С этого дня наступило своеобразное и удивительное время. День за днем мы выходили в залив и погружались. Мы упражнялись при всякой погоде и при всяком удобном случае. Каждый член отборного экипажа лодки сознавал нашу общую задачу.
Нам приходилось вырабатывать в себе умение управлять самым замысловатым и сложным кораблем, последним результатом уточненных и смелых вычислений. Мы должны были быть в состоянии подчинить своей воле всю эту громаду почти в 2000 тонн, заставить ее слушаться малейшего поворота руля, дабы она поворачивалась и маневрировала подобно миноноске, равно как опускалась и поднималась в воде подобно управляемому аэростату в воздухе.
Наконец, мы были обязаны испытать прочность этого неповоротливого
Подводная лодка капризна, как женщина и чувствительна, как скаковая лошадь; она добросовестна, как колесный пароход и надежна, как буксир; может обладать прекрасными качествами, но может и не обладать ими. Она может быть управляема легко, подобно гоночной яхте и быть упрямой, как извозчичья кляча, по слушается она только того, кто ее изучил до малейших технических подробностей.
Мы неделями шатались по морю, под и над водой, изучая нашу лодку, стараясь предугадать все возможные случайности и понять своеобразие этой морской амфибии.
Вернувшись же обратно в гавань, где тишина заливов сменялась глухими ударами клепального молота и несмолкаемым грохотом верфи, мы с конструкторами лодки часами обсуждали весь приобретенный опыт. Обнаруженные неполадки служили нам причиной и основанием для новой работы.
Вряд ли я могу полностью оценить эту совместную работу со строителями – стольким я им обязан. Неутомимо помогали они нам в наших испытаниях этого необыкновенного творения их пытливого ума, и накануне нашего отъезда генеральный конструктор лодки главный инженер Эрбах выехал к месту нашей якорной стоянки с тем, чтобы принять участие в последних приготовлениях.
Настал день выхода. "Дейчланд" была нагружена. Ценный груз ее прекрасно уложили в помещениях. Еще раз лодка была окинута последним взглядом и приведена в надлежащий порядок. К провианту, забранному на время этого продолжительного путешествия, мы прибавили еще сигары и два граммофона.
Запасшись таким образом, "Дейчланд" стояла готовой к отплытию. Приготовились и мы. Прощание с дорогими людьми, остающимися на берегу, слава богу, прошло. Перед уходом навстречу неизвестности минуты расставания очень тяжелы, а потому их не следует растягивать. Последними пожали нам руки служащие верфи "Германия". Затем сходни убрали, и я приказываю людям занять свои места и поднимаюсь в рубку. Буксир стоит уже наготове рядом с нами и принимает трос. Я передаю в центральный пост: "готовься" – и поднимаю руку – великий момент настал.
– Отдать кормовые!
– Есть!
– Буксир "Шарлотта", вперед!
Машинный телеграф на неуклюжем буксире прозвонил. Коренастое судно натягивает трос и медленно оттягивает корму "Дейчланд" от ее стоянки у верфи.
– Отдать носовые!
– Есть!
С всплеском упали последние канаты с набережной в грязную, взмученную воду гавани.
Настал наш черед. Я беру переговорную трубу и отдаю приказания в центральный пост:
– Левая, средний ход назад!
– Правая, малый вперед!
– Руль, двадцать вправо!
– Есть!
Ответы из машинного отделения также не заставляют себя ждать.
В рубке, где я нахожусь рядом с рулевым, у его маленького штурвала, почти незаметно, что электромоторы начали свою работу. Только по водовороту от винта, грязному и бурлящему слева под кормой "Дейчланд" и по тому, как справа вода разбегается по сторонам и отходит к корме, заметно, что машины заработали. Медленно поворачивается большая зеленая спина подводного кита, принимает вначале поперечное к фарватеру положение, дает малый ход вперед.