Шрифт:
Подводный
На середине маленькой балаклавской бухты, что затерялась между высоких гор, грозно и молчаливо стоит большой корабль. Из широкой его трубы поднимаются кверху редкие хлопья дыма. С обеих сторон к бортам, словно дети к матери, жмутся черноспинные «Малютки». По каменистым склонам гор бесшумно сползает вечер. Вода бухты наливается теменью. В похолодевшем небе вспыхивают первые звезды.
На носу корабля, помигивая папиросными огоньками, сидят молодые матросы и молча поглядывают на горбоносого усатого моряка. Он сидит в середине, обхватив руками колени, и, покачиваясь квадратным туловищем, не спеша рассказывает:
— Это было в начале войны. Вызывает меня однажды командир бригады подводных лодок и говорит:
«Вот что, товарищ Ползунов, ты человек опытный, смекалистый. В одном месте надо на берег взглянуть, разузнать, что там немцы делают. Есть ли укрепления, стоят ли батареи, где и как размещены посты. Одним словом, надо выяснить, можно ли там десант выкинуть. Мы решили послать с подводной лодки разведчика. Поручаем это тебе».
«Сделаю, — говорю, — все, как скажете».
«Только смотри, при неосторожности можно немцам в руки попасть».
«Не беспокойтесь,- говорю,- товарищ капитан второго ранга. Я здесь, в Крыму, каждый камень знаю».
«Ну, что ж,- говорит,- это хорошо. И еще вот что: сейчас на дне всякой всячины навалено. И немцы топят, и мы топим. Пойдешь по грунту, что увидишь — примечай, какое судно, чье, с чем, как лежит. Немцам здесь не век вековать, сведения эти пригодятся для наших эпроновцев».
«Есть,- говорю,- примечать, только бы увидеть, мимо не пройду».
В тот же вечер проверил я свой аппарат, зарядил баллоны кислородом. А на следующий день «Малютка» вышла в море. Прошла заданным курсом, погрузилась, подобралась поближе к берегу и за полдень легла на грунт.
Когда все было готово, командир лодки осмотрел мое снаряжение, хлопнул по плечу и через специальный люк выпустил меня на волю.
На грунт я упал боком. Ил такой мягкий, как шелковый, возьмешь в горсть, а он так между пальцами весь и разбежится. И светло на грунте, хоть книгу читай. «Видно, думаю, берег не очень далеко».
Встал я на ноги, поправил свинцовый пояс, осмотрелся, наметил по компасу направление и пошел.
Иду не спеша, по сторонам поглядываю» За мной ватага рыбешек тянется. А на грунте чего только нет: и якорные тележки от мин, и железные бочки, и перевернувшиеся кверху колесами полевые пушки, и даже немецкий бомбардировщик Ю-88. Ткнулся тупым рылом в грунт да так и остался лежать с задранным хвостом. Я подошел вплотную, заглянул в кабину пилота: на мягком сиденье дремали два больших рыжих краба. При моем появлении крабы зашевелились и, поднимая пыльцу, сползли с сиденья. Я тронулся дальше и скоро увидел темный силуэт корабля. Стоит, словно огромный дом. Подошел и стал соображать, как мне на него забраться. Борт, как стена, и нет ничего, за что можно было бы ухватиться. Туда прошел, сюда прошел — ничего нет, только надпись возле кормы увидел, но прочитать не смог, не нашим языком писана.
Стою, ломаю голову, как мне на корабль попасть, и вижу: неподалеку от меня медленно спускается лот, похожий на ручную гранату. «Стоп, думаю, стало быть, наверху какая-то посудина есть, раз глубину измеряют». Лот дошел до грунта, полежал маленько и полез кверху. Я проводил его глазами и задумался: «Наши здесь сейчас быть не могут, это, конечно, немцы. Но что они тут делают? И подниматься ли мне на затопленный пароход? Вдруг там фрицы?»
Все же на пароход я решил подняться, а тут и способ нашелся. Я размотал линь, которым был опоясан, отстегнул прикрепленный к нему поясной груз, и воздухом меня сразу кверху потянуло.
Поднимаюсь у самого борта, линь помаленьку потравливаю, а сам все время думаю: «Нет ли на палубе кого? Не поджидают ли меня там немцы?» Линь мой кончился, а до палубы еще больше метра подниматься надо.
Вишу так между небом и землей и не знаю, что мне делать. Бросить линь не могу, воздухом меня тут же на поверхность выкинет. Но и не побывать на пароходе тоже нельзя: что я потом скажу капитану второго ранга? И тут пришла мне в голову мысль: завязать конец линя за ногу, освободить руки, выпрямиться и руками дотянуться до бортовой кромки.
Прилаживаю к ноге линь и чувствую: кто-то берет меня за шиворот и тянет кверху. У меня мороз по телу. «Ну, думаю, конец». Подняла эта невидимая рука меня до леера и отпустила. Я ухватился за стойку и вижу: на палубе стоит водолаз в таком же легком костюме, как и я, и рукой манит меня к себе. Смотрю я на него и думаю: «Стоп, он, кажется, меня за своего принимает». Эта мысль сразу окрылила меня. И первое, что пришло мне в голову, захватить немца и доставить живым на лодку. Только как это сделать? Я быстро перелез через леер, выбрал по линю свой поясной груз, опоясался, замотал линь вокруг себя и спрашиваю немца жестом: «Ну что?» Он махнул рукой, указал на мостик. «Куда, думаю, он меня зовет? Не хочет ли какую ловушку устроить?» Немец стал мне что-то показывать. Да разве его поймешь, он и руками-то машет не по-нашему. Все же я решил с ним идти.
Идем по палубе к мостику. Он первый, я — за ним. Рыбы от нас во все стороны разбегаются. Гляжу я ему в затылок и думаю: «Как бы мне тебя половчее к рукам прибрать?»
Немец подводит меня к открытой каюте и показывает: заходи. «Ишь, думаю, какой вежливый. Нет, погоди». И показываю ему, чтобы он первым заходил.
Как только немец вошел в каюту, я тут же захлопнул дверь, накинул наметку, перерезал ножом идущий от него наверх тонкий сигнальный конец и поднялся по трапу на мостик, чтобы посмотреть, нет ли на пароходе еще немецких водолазов.
Оглядывая палубу к носу и к корме, я убедился, что немцев на пароходе больше нет, и тут же, видя, как уходит кверху обрезанный сигнальный конец, понял, что сделал ошибку. Конец бросать было нельзя. Немцы, выбрав его, встревожатся и сейчас же пошлют второго водолаза, а с двумя мне будет труднее.
Что же, думаю, делать? Стою и нервничаю. А запертый мною в каюте немец, должно быть, догадался, что я не свой, и отчаянно бьет в дверь чем-то тяжелым. «Наметка отскочит»,- подумал я, видя, как от каждого удара дергается дверь. Решил спуститься с мостика и зажать наметку покрепче. Но только взялся за поручень, чтобы сойти на палубу, дверь с грохотом открылась, и немец, вырвавшись из каюты, заметался по палубе от борта к борту, размахивая кулаками как сумасшедший.