На дорогах войны
Шрифт:
— Слушай, мать, Алексей — солдат теперь. Правду перед ним скрывать незачем. Выдюжит…
«Лешенька, — сообщил вскоре отец, — потеряли мы Валентина, а теперь и от Кости получили обратно семьдесят рублей, письма все наши и фотокарточки. Товарищи его прислали. Пропал он без вести, из разведки не вернулся…»
Дальше глаза уже ничего не видели. Строчки письма пропали, поблекли… Понял тогда Алексей, что в старшие сыновья вышел, что один теперь должен отплатить врагам за братьев своих.
…Но нет, жив остался Костя.
Их
Всполошились фашисты и вскоре запеленговали рацию разведчиков. В облаву по лесу бросились солдаты с овчарками и два броневика.
Четверых друзей Каширина враги настигли в первый же день погони. Костя с радистом ушел. Товарищ был ранен. Трое суток нес его на себе Константин, да не дотянул до своих. Скончался друг. Закопал Каширин его в воронке, в которой заночевали вместе в последний раз, и пошел пробиваться один.
Восемнадцать суток пробыл Каширин в тылу врага, восемнадцать суток караулила его смерть, да не дался ей разведчик морской пехоты. Поохотились за ним гитлеровцы и при переходе линии фронта. Били из минометов, строчили автоматными очередями. Метался боец из стороны в сторону, делал короткие перебежки, пропадал среди кочек замерзшего болота. А перед нашими окопами слег окончательно.
Красноармейцы подползли к нему. С ними был фельдшер. Припав к груди бойца, обрадовал всех: «Жив, но истощен до крайности. И как только сил у него хватило!» Три дня пролежал боец в беспамятстве в штабном блиндаже. Документов при нем не было никаких, кто таков, установить не удалось. Наконец, очнувшись, назвался сам:
— Сержант Каширин. Разведчик артиллерии морской пехоты…
Генерал сразу же связался с моряками.
— Каширин? — ответили те. — Наш! А мы считали…
— Не считайте, — проговорил генерал. — Жив и будет жить.
Быстро дошла счастливая весточка и до Алексея. Отозвался по-военному сдержанно:
«Рад за Костю. Рад, что он получил вторую награду. Получит и третью. Это уж точно… Мы учимся на сержантов. Скорей бы уж…»
Последняя остановка. Дальше поездам хода нет. Полотно железной дороги впереди разорвано линией фронта. Новички высыпали из теплушек на прифронтовую землю.
Молодых сержантов вышел встречать сам командир части. Беседовал недолго. Ночью наступательный бой. В нем новичкам принимать боевое крещение. Зачитан приказ, кто куда и на какие должности назначен.
Алексей старался держаться как бывалый солдат. Перед выходом на передовую его «атаковал» работник дивизионной газеты и заставил написать несколько слов для очередного номера.
«Завтра иду в бой, — твердым почерком вывел Каширин. — Буду драться с врагом так, как повелевает Отчизна — мужественно,
…Наступление прошло успешно. Часть с ходу овладела крупным населенным пунктом. В нескольких скупых строчках Алексей писал родным о себе:
«Нахожусь на передовой. Наступали. Взяли город П. Получили благодарность Верховного Главнокомандующего», —
вот и все, что могли узнать родные о первом его бое. А ведь именно тогда и подружилась с ним боевая слава.
…Стреляя на ходу из пулемета, Каширин шел в первых рядах атакующих. За деревней Ауце гитлеровцы оказали упорное сопротивление, а потом перешли в контратаку. На позицию Алексея и его товарищей двигался взвод автоматчиков. Не дрогнул новичок-пулеметчик. Выждав, когда гитлеровцы приблизились, открыл огонь наверняка. Удар оказался ощутимый, и фашисты, теряя убитых, повернули назад.
— Бить фашистов, как Каширин! — крикнул по цепи коммунист Шарапов, и рота поднялась, погнала врага дальше…
Второе письмо с фронта оказалось более подробным.
«Папанька, — писал Алексей, — мы отрезали фашистов и сейчас добиваем их, сжимаем все уже и уже вокруг их горла стальное кольцо окружения. Придет час, когда последний фриц задохнется в нашем кольце».
Смелость, инициатива Каширина сразу были замечены командирами. Ему стали доверять сложные задания. Однажды Алексея назначили в состав штурмовой группы.
Задача предстояла трудная. Нужно было блокировать дом, где засели гитлеровцы, и выкурить их оттуда… Ползли вперед по-пластунски, тщательно маскируясь. Алексею поручено выдвинуться к дому с тыла. Он полз по промерзшей земле и обливался потом. Но сердце не екало боязливо. Каширин отыскивал глазами кочку за кочкой и, укрываясь за ними, пробирался все дальше и дальше.
И вот он на задворках. Старший группы пустил ракету. Каширин поднялся в рост и бросил гранату в дверь гитлеровского дома. Товарищи ударили по окнам. Уцелевшие враги бросились наутек, но и в бегстве спасения не нашли. Каширин со своим автоматом был начеку.
…Через несколько дней в роту пришел дивизионный фотограф и разыскал Алексея. Как ни упирался Каширин, а пришлось ему скинуть шинель. Наводя на резкость, фотограф больше всего заботился о том, чтобы четко читались слова «За отвагу» на новенькой медали, которую недавно вручили молодому фронтовику.
Тот день был памятен и другим событием. После всех поздравлений Алексей отошел в сторону и, примостившись в нише окопа, достал из кармана листок бумаги. Дежурный пулеметчик покосился на него и, пряча улыбку под рыжеватыми усами, добродушно сказал:
— Пиши, пиши, парень. Порадуй отца с матерью…
И Алексей писал, писал необычно медленно, подолгу задумываясь над каждым словом. Закончив, улыбнулся чему-то, сложил исписанный листок вдвое и побежал к штабным блиндажам. Нет, не почтальона искал Каширин, другого человека — комсорга лейтенанта Шалбаева. Повстречав, протянул листок и тихо произнес: «Прошу разобрать…»