На другой стороне заката
Шрифт:
Она ждала этот день с нетерпением. И не зря – когда все устремились со своих домов на центральную площадь, ту самую, где восседал на троне Радос, принимающий поздравления и ту самую, где стояла его бронзовая статуя, Есения с легким сердцем путешествовала по чужим домам и собирала припасы. Она заталкивала в серый холщовый мешок сыр, домашнюю колбасу, фрукты, кукурузные лепешки, копченую рыбу, креветки и помидоры. Этого ей бы хватило и на неделю, но в последнем доме, в котором она бродила тенью, Есения приметила на столе чудесный пирог с оливками. «Возьму еще вот это, и тогда все!» – пообещала она себе. Но не успела она притронуться к этому десерту, как в комнате позади нее послышались тяжелые шаги. Она вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял высокий статный мужчина с медными волосами, с короткой густой бородой. Его немного раскосые зеленые глаза смотрели на девушку с изумлением и даже растерянностью. Он был одет в черный хитон до колен с широким кожаным поясом, к которому был прицеплен короткий бронзовый меч с листовидным лезвием. Поверх хитона на плечах красовался бардовый гиматий, который проходил под левой рукой и закреплялся на правом плече декоративной застежкой в форме солнца. На теле блестели защитные металлические доспехи – кираса 1 , кнемиды 2 и наручи 3 . Бронзовый шлем он держал в руке.
1
Кираса – нательное защитное снаряжение, состоящее из грудной и спинной пластин, изогнутых в соответствии с анатомической формой груди и спины человека.
2
Кнемиды – металлические доспехи (ножные латы), защищающие переднюю часть голени от колена до щиколотки. Сзади соединялись ремнями и пряжками, изнутри подбивались тканью.
3
Наручи – доспехи (накладки), защищающие руки от кисти до локтя.
«Солдат!» – Есения по его облачению догадалась, кто перед ней. У правителя в воинах числились не только те рогатые уродцы, но и люди. Именно в таких одеждах они и ходили.
– Ты кто такая и что ты тут делаешь? – подступаясь к ней, спросил враждебно хозяин дома. Он вернулся, чтобы забрать доклад о поисках чужачки, который он впопыхах забыл взять с собой, но тут обнаружил в своем жилище непрошеную гостью.
Пятясь назад, Есения дрожащим голосом произнесла:
– Я никто… абсолютно никто… Просто ошиблась домом… Извините, пожалуйста… – она стала судорожно припоминать, видела ли этого мужчину среди людей в театре, когда Радос огласил им с Сафиной смертный приговор и с уверенностью поняла – его там не было. Иначе она запомнила бы его. Он был не похож на других, хотя так же высок, широкоплеч и тоже с рыжей шевелюрой. Его лицо было не белым, а слегка смуглым, от раскосых глаз веяло востоком, и брови были почему-то не рыжими, а черными, как и ресницы. Лицо – такое же суровое, как и положено жителям этого города, но с оттенком какой-то странной скорби, которую он, очевидно, тщательно скрывал.
С минуту он изучал ее растерянным непонимающим взором, потом отбросил нервозно шлем на стол и приказным тоном сказал:
– Ни шагу назад, воровка! Решила запудрить мне мозги? – он взглянул сердито на мешок с продуктами, который валялся у стола – там же торчал и его пирог с оливками.
Есения не стала ждать трагической развязки и, забыв о заботливо утрамбованном продуктами мешке, бросилась прочь из дома, ловко выпрыгнув в распахнутое окно. Ничего не замечая вокруг, она мчалась, как лань мимо кипарисов и храмов, петляя между фонтанами и статуями, ныряя в переулки, прячась за изгородями. Время от времени она оглядывалась – солдат, несмотря на увесистое обмундирование, не отставал от нее, бежал по пятам – еще чуть-чуть и она, обессилев, попадет к нему в лапы. Он принял ее за коварную воровку, но если узнает, кто она на самом деле, то станет еще более быстрым и прытким. Ведь за ее голову объявлена награда, а ему, как солдату, вероятно, светит еще и повышение в должности.
Но где же этот вояка? Она с тревогой осматривается по сторонам и понимает – он значительно отстал: наверное, свернул в другой переулок. Она радуется, прячется в первом попавшемся курятнике и думает о том, что ей делать дальше. Но дверь вдруг скрипнула и она с ужасом увидела в лунном свете на пороге воина. Того самого, у которого она так нагло своровала ароматный пирог.
– Вот и попалась! – ухмыльнулся он. – Кто ты? Почему я раньше тебя не видел? – спросил вдруг он, осматривая ее одежду. – Разве прислуга ты?.. Слишком лицо у тебя благородное для служки! – размышлял он вслух.
Есения отошла в конец сарая, чтобы лунный свет не попадал на ее лицо. Она постаралась его переубедить и взять на жалость.
– Нет-нет, я служанка… Но хозяева почти не кормят меня, вот я и позарилась на чужую еду… Еще раз простите меня… – молит она и опускает застенчиво ресницы.
Но эта чепуха на него не действует.
– Не верю я тебе, хоть убей! – воскликнул он и спросил с подозрительностью: – Скажи мне, в каком же ты доме служишь?.. Ну?.. Чего молчишь? Я даже в сумерках вижу, что ты покраснела – вранье никому не идет на пользу! – стыдит он и с горячностью прибавляет: – Давай, признавайся уже, пока мое терпение окончательно не лопнуло! Кто ты?
Есения поняла, что ей необходимо искусно и убедительно сочинить какую-нибудь историю. Иначе она пропала. Собравшись с духом, она стала говорить, внимательно следя за каждым его движением:
– Ладно… так и быть, признаюсь… Несколько дней назад я сбежала из хозяйского дома…
– Почему?
– Мой хозяин, дождавшись, когда его супруга уйдет с подругой в театр, стал приставать ко мне… – она краем глаза следила за реакцией солдата. Кто знает, может в этом мире это в порядке вещей – не иметь женщине гордости и чести? Уловив на его сосредоточенном лице признаки досады, она продолжила: – Мне удалось сбежать, но перед этим я огрела его вазой по голове… Теперь понимаете, почему мне пришлось уйти? – она ждала от него сочувствия.
– Ты забыла о том, что бегство из хозяйского дома у нас карается смертной казнью? – сурово спросил он.
Есения пожала плечами. Что она могла сказать? То, что ни о чем она не забывала, а просто не знала, что у них такие жестокие законы и правила?
Суровый воин раздраженно переминался с ноги на ногу – Есения сообразила, что он сейчас решает ее участь, размышляет о том, сдать ее под суд или сразу оттащить к хозяину на расправу?
– Я не сдам тебя, – неожиданно произнес он и тут же предложил: – Мне как раз нужна домработница. Так что решай – или иди ко мне или… в тюрьму. Морить голодом я тебя не буду, но и поблажек от меня не жди! – строго добавил он.
Есению такое положение дел отнюдь не обрадовало. Быть все время под боком у солдата, который по любому догадается, кто она – не лучший для нее вариант. Она попыталась переломить ситуацию в свою пользу.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Агафон, – без особой охоты ответил он. Действительно, кто она такая, чтобы иметь наглость интересоваться его особой?
– Так вот, Агафон… Может, ты просто отпустишь меня?..
– Что за глупости? – разозлился он. – Твой хозяин уже, наверняка, пустил по твоему следу людей, ты жаждешь, чтобы он поймал тебя и сурово наказал? Хозяин имеет право и без суда отрубить тебе руки за побег или даже голову… Ну мне можно было это и не говорить, ты ведь тоже это знаешь…
Есения хотела с досады крикнуть, что не знает, и что никакого хозяина у нее вообще-то нет, но вовремя удержалась. Она вдруг передумала и решила согласиться на его предложение. «Какая же ты дурочка!» – подумала она про себя. Придя в его дом, она же будет под его защитой. Мало кто осмелится приставать к прислуге воина, который входит в охрану самого правителя. Правда, необходимо быть очень осторожной. Он не должен догадаться о том, кто она на самом деле. А через пару дней, когда оцепление вокруг города снимут – она попросту сбежит к озеру!
– Я пойду в твой дом…
– В ваш дом, – поправил он. – Не забывай о правилах этикета. Ты – прислуга и не имеешь права обращаться к хозяину на «ты», – он сразу очертил границы и бесцеремонно вытолкал ее из курятника со словами: – Пошли уже домой!.. Ты и так мне все планы перепутала!
Есения угрюмо покосилась на него, но повиновалась. В своем мире она уже зарядила бы чем-то тяжелым по его высокомерной башке, но здесь все наоборот. Здесь мужчины командуют женщинами, руководят ими и помыкают на свой лад. Ее только тешила надежда. Крохотная надежда на то, что ей удастся вырваться на свободу, а дальше видно будет.