На ее условиях
Шрифт:
— Алесандер, — взмолилась она, — пожалуйста…
— Ты лгала с самого первого дня.
— Потому что должна была! Я лгала только Фелипе и ненавидела себя за это, даже если он умер счастливым.
— Ты вообще умеешь говорить правду?
— Я сказала тебе правду.
— Ты на это не способна.
— Алесандер, — повторила Симона твердо. — Я сказала тебе правду.
— Но ты…
— Я сказала, что люблю
Он закрыл глаза, возвращаясь мысленно к ее словам. Она действительно это сказала, вот только он ждал совсем других слов, хотел услышать другие слова, поэтому не принял эти.
— Это правда. Мне жаль, что это не та правда, которую ты хотел услышать.
«Верно. Но почему меня это не раздражает?» Возможно, потому, что внутри его что-то отзывалось на ее признание. Алесандер не хотел, чтобы она уезжала. Он надеялся, беременность заставит ее остаться, и был подавлен, узнав, что ребенка не будет. Но если Симона его любит, может, этого достаточно, чтобы она осталась?
— Ты хочешь вернуться в Австралию?
— Что?
— Я знаю, тебя там ждет учеба, но ты хочешь вернуться? В конце концов, в Испании тоже есть университеты. Ты можешь получить диплом здесь.
У Симоны сильнее забилось сердце. Она боялась поверить в его слова.
— Алесандер?..
— Потому что если ты не хочешь уезжать, может, останешься со мной?
— Даже если я не беременна?
— Откуда ты знаешь? Мы не предохранялись прошлой ночью. Я думал, это не нужно, если ты беременна. И теперь ты в самом деле можешь быть.
Надежда Симоны увяла.
— Ты хочешь, чтобы я осталась, на случай, если появится ребенок.
— Да, я хочу ребенка, но и тебя тоже. Я этого не понимал. Я хотел, чтобы ты осталась со мной, и когда я услышал о ребенке, то был уверен, что это заставит тебя остаться. Я хочу, чтобы ты осталась. Потому что я люблю тебя, Симона…
Девушка растерянно моргнула:
— Что ты сказал?
— Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты осталась. И мы не будем предохраняться столько, сколько понадобится, если это гарантирует, что ты согласишься.
— Алесандер…
— Знаю, тебе было со мной нелегко. Я плохо с тобой обращался, и я не имею права просить тебя о любви.
Ее сердце билось так быстро, что кровь шумела в ушах.
— Ты говорил, чтобы я не верила, что ты можешь быть милым.
— Я не милый, и я первый это признаю. Но еще я признаю, что влюблен в тебя. Симона, ты останешься в Испании, со мной? Станешь моей женой по-настоящему и матерью моих детей? Обещаю, мы назовем сына в честь твоего деда Фелипе. Что скажешь?
— Да! — вскрикнула Симона, вне себя от счастья. — Я скажу — да. Я люблю тебя, Алесандер, я так тебя люблю!
С улыбкой он привлек ее в свои объятия и целовал, пока у Симоны не закружилась голова.
— Я тоже тебя люблю. Я всегда буду любить тебя.
Эпилог
Схватки у Симоны Эскивель начались теплой осенней ночью, когда виноградные гроздья наливались соком на высоких шпалерах, а ветер с залива перебирал шелестящую листву. Это случилось ровно через год после того, как она появилась на пороге Алесандера с безумной идеей, год, полный отчаяния, потерь, надежды и новой жизни.
Алесандер волновался больше, чем Симона, пока вел машину и вез ее в больницу. Он суетился и не находил себе места, и, когда Симона велела ему успокоиться, мужчина попытался распоряжаться персоналом, раздавая приказы и требования, чтобы никто не усомнился, что это маленький Эскивель собирается прибыть в этот мир.
Алесандер держал жену за руку во время схваток, и нервничал, и подавал ей воду, и массировал спину. И когда их ребенок родился, Алесандер в благоговении смотрел на сильную женщину, которую он любил и которая родила ему сына.
— Ты ему не солгала, — сказал он позже, сидя у ее постели и любуясь крошечными ручками младенца, намертво вцепившимися в его палец. — Фелипе, — объяснил Алесандер в ответ на непонимающий взгляд жены. — Перед его смертью ты сказала ему правду, что у нас будет сын и мы назовем его Фелипе. Малыш был зачат в ту ночь. Ты сказала правду.
Симона смотрела на него с улыбкой. Она вышла за этого мужчину, чтобы сделать счастливым деда, но она отдала ему свое сердце и подарила сына. И в ответ он подарил ее совести покой.
— Алесандер Эскивель, я говорила, что люблю тебя?
— Да, но я должен был поверить тебе гораздо раньше. — Склонившись над ребенком, которого они создали, мужчина бережно поцеловал ее в губы. — Больше я никогда в тебе не усомнюсь.