На этот раз – это точно конец

Поздно Джулия

– Зачем вставать в такую рань? Я мечтала выспаться…

Лариска гордо вышагивала впереди меня.

– Ты знала, что Раневская была влюблена в Пушкина?

– Это ты к чему? Нет, не знала.

– Расскажу тебе на ночь, чтобы сладко спала.

***

– Светелкина, подъем! Нас жду великие дела! – проорала мне в ухо Лариска.

Я открыла глаза. За окнами было темно.

– Который час?

– Соня, непозволительно поздно! Утренние трассы самые лучшие!

Поторопись!

Я смотрела на подругу и не верила глазам: она была в полной боевой готовности.

Вытащила себя из постели огромным усилием воли.

– У тебя сорок пять секунд, зажигаю спичку на время!

– Я тебе что, солдат?

Через двадцать минут мы вышли из номера, и тут Лариска спросила:

– Ну как спалось? Какие видела сны?

Я от такой наглости даже чихнула и громко заявила:

– Мне снился Пушкин из сна Раневской.

– Ладно врать-то, вчера, когда я тебе пыталась рассказывать ее сон, ты уже спала.

– Ну почему же, я точно помню, что он ей сказал, когда она призналась в своих чувствах, – злорадно произнесла я. – «Оставь меня в покое, старая … Как ты надоела мне со своей любовью».

Лариска расхохоталась, я же чуть ли не у самого уха услышала мужской голос:

– Ничего себе! Из красивых губок – и такие грубости с утра.

Лариска от неожиданности взвизгнула и задала очень умный вопрос:

– Кто здесь?

Обернувшись, я, собственно говоря, увидела, кто был здесь.

Красавец! И еще раз красавец! Конечно, нам с Лариской было видно только лицо, все остальное находилось в сплошной брендовой экипировке ярких цветов, но и этого было достаточно! Умопомрачительные глаза, идеально ровный нос, губы, к которым так и хочется прикоснуться, а еще борода, как у Тони Старка… У меня перехватило дыхание.

– Вау! – издала воинственный клич Лариска. – Алиса, – выдала она и протянула незнакомцу руку с маникюром омбре.

Я в недоумении посмотрела на Лариску: «Почему Алиса?» Чуть позже дошло, как до верблюда на вторые сутки: на нее подействовал блокнот-талисман «Алиса Чудесная».

Незнакомец, естественно, был не робкого десятка, нежно пожал Ларискины пальчики:

– Иван.

Я только раскрыла рот, чтобы назвать свое имя, но он кивнул нам и быстрым шагом удалился по коридору.

– Светелкина, рот закрой!

Первоначальная обида от его неучтивости по отношению ко мне сменилась вспыхнувшим гневом:

– А вот и Пушкин из сна! Чтоб его!

– Милашка, а какие у него нежные руки…– мечтательно произнесла подруга, явно желая позлить меня еще больше. – Ну ладно, не пыхти, как самовар, человек торопился, как и мы.

Ой, а время- то, мы сейчас опоздаем!

Лариска дернула меня за руку, и мы ринулись вперед – навстречу адреналину. На ходу она крикнула:

– Живет где-то недалеко от нас, надо будет познакомиться поближе.

– Нет, ни малейшего желания, – ответила я.

Как только мы оказались на улице, мое настроение резко поползла вверх!

Солнышко освещало верхушки снежных вершин, сосны и ели с сугробами на лапах царственно взирали на нас, крыши домов в нахлобученных шапках из снега выпускали из труб дымок, одним словом, мы попали в зимнюю сказку.

– На одной из этих вершин снимали «Скалолаз», мы притронемся к истории кинематографа, – высокопарно сообщила Лариска.

– Остаться в живых – более актуальная тема сегодняшнего дня.

Сердце мое забилось чаще: я вспомнила, что мня ждет первый в жизни спуск по горному склону.

– Светелкина, что за пессимизм? Я вчера подумала и решила: мы сразу будем спускаться по красной трассе.

– Ты в своем уме? Никто не узнает, где могилка моя: нас сотрут в пыль и смешают со снегом.

–Ни ссы… Там инструктора и добрые люди.

Мне стало совсем дурно, но я покорилась судьбе. Как говорила ясновидящая Ирина, «не стоит сопротивляться необратимым последствиям».

Прямо с подъемника мы отправились в пункт проката, где нам подобрали лыжи согласно нашему росту и весу. Картинка была еще та! На нас были куртки из серебряной мембраны, которая переливалась в лучах солнца всеми цветами радуги, насыщенного синего цвета брюки, белоснежные шлемы с маской с затемненными линзами. Одним словом, полукосмонавты. Мне было не понять, как я, одетая в сто одежек, словно кочан капусты, в жестких ботинках, во всем этом буду переставлять ноги, да еще и на лыжах. Наперед хотелось плакать.

Далее нас ждал инструктаж. Получилось очень «веселое мероприятие».

Инструктор знал русский язык, но не знал возможностей Ларискиного языка.

На его вопрос, есть ли у нас опыт катания, она гордо улыбнулась и произнесла:

«Yes!» Сказав «да», она одновременно изо всех сил принялась поворачивать голову вправо-влево.

Инструктор замешкался:

– No?

– Yes! —одарив инструктора очаровательной улыбкой и вновь отрицательно покачав головой, повторила Лариска.

В этот момент у меня всплыла в памяти композиция из трех обезьян: «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем, то я защищен от него» или, по-русски «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».

Конец ознакомительного фрагмента.