На Фонтанке водку пил… (сборник)

Рецептер Владимир Эммануилович

Владик, как и Сеня, невыносимо страдал, и, когда его обрили, стал похож на больного ребенка. Он был совершенно беспомощен и только и мог бормотать «да-да», «да-да» на все, что ему скажут.

«Ну что, что тебе подать?..» — «Да-да». — «Тебя повернуть или не надо?» — «Да-да». — «Соку или водички?» — «Да-да…»

Люлечка вела себя героиней и несла свою вахту, стараясь не подать виду. Самое страшное для нее было то, что театр все еще в отпуске, и они с Владиком одни на всем свете. Когда ему становилось совсем плохо, она смотрела из окна на Петропавловский собор и молилась Богу, чтобы

он пожил еще, ну, еще, и дожил до начала сезона, когда соберется вся стая…

Горбачев выступил дважды и вблизи был так похож на себя, далекого и экранного, что казался почти пародией. Сказав на сцене, он спустился в зал, сел рядом с женой, а она положила ему руку на руку, как бы одобряя сказанное и успокаивая. Раиса Максимовна была в черном, но по юбке сбоку шел высокий разрез, и было видно, что коленка у нее перевязана, как будто недавно ушиблась…

В буфете Михаил Сергеевич опять говорил и, как будто боясь ошибиться, называл Люлечку не по имени, а «семья», хотя, несмотря на приезд из Москвы ее брата, она и была у Владика всей семьей. Горбачев уже давно не был главой государства, но его присутствие на этих домашних все-таки поминках придавало им какой-то расширительный характер, и Р. вспомнил, как Владик сказал про Высоцкого: «Вот был гражданин. Совсем себя не щадил». Теперь по смыслу выходило, что человек и смерть роют тоннель навстречу друг другу, и каждому предстоит пройти свой участок; щадишь себя, бережешь, экономишь, значит, протянешь чуть дольше. И наоборот. Но Р. в это не очень верил; как себя ни экономь, косая то и дело берет встречный план и ставит на свой участок то скоростной рачок, то другие ударные штучки и побеждает в соревновании, судьба есть судьба…

— Ты не прав, — говорил Р. Володя Вакуленко, один из наших директоров. — Владик был целиком на стороне партии!.. Он был кандидат в члены бюро обкома, этого даже Лавров не достигал!..

Алиса Фрейндлих, которая все последнее время играла со Стрижом «Последний пылко влюбленный» и ездила с ним в разные гастроли, включая Израиль и Америку, сказала тост в его память, из которого выходило, что Владислав Игнатьевич и был последний пылко влюбленный.Поэтому она и призвала оставшихся мужчин быть такими же внимательными, чуткими и рыцарски любящими женщин, как Стржельчик.

— Нам это так нужно, нам так этого не хватает, — сказала Алиса, и снова о Люлечке, ее мужестве и героизме…

Несмотря на растущую в сердце боль Р. поддержал и этот тост и, видимо, уже опьянев, спросил своего однокурсника Юзефа Мироненко, имея в виду партию коммунистов:

— Юзик, как же вы развалились?.. Была такая контора…

— Воля, не спрашивай, — сказал Юзеф, взглянув на Горбачева, — это темная тайна… Давай лучше выпьем за Владислава Игнатьевича!..

— Давай, — сказал Р., и они опять выпили.

— Понимаешь, — сказал Юзеф, — в восемьдесят девятом Стриж поехал делегатом на съезд… Выбирали в райкомах, приходили «выборщики», голосование тайное… Я сам был направлен надзирать за таким собраньем… Когда он съездил, я спрашиваю: «Что там было?» И Стриж ничего не рассказал… Потом его приглашали поговорить в Большой дом… И опять — молчание…

— «Дальше — тишина», — сказал

Р. — Перевод Пастернака…

— Вот-вот! — подхватил Юзик, они же играли в Ташкенте перевод Пастернака, он — Лаэрта, а Р. — Гамлета. — Воля, с виду все было просто… Ну, в рамках события поменяли парторга…

— Пустохина? — спросил Р.

— Нет, после Пустохина был Валера Ивченко, а тут вместо него выбрали Валеру Матвеева… И — все… И пошли билеты сдавать… Либо они сами хотели развалить, чтобы потом все собрать, либо… Не знаю…

— И я не знаю, — сказал Р. — Давай спросим у Михал Сергеича!..

— Остаешься артистом, — сказал Юзеф. — Я, Воля, прихожу к выводу, что было направленное действие, и вдруг кто-то все развалил…

— Ради личной власти? — спросил Р.

— Не знаю, — сказал Юзеф. — Может быть. Так что даже не напрягайся. В этом всем есть огромная тайна, и ты про это не узнаешь никогда!

Они выпили за тайну, и Р. по пьяному делу сказал:

— Юзик, а что, если эти ребята разыграли спектакль? И перед нами, дурачьем, и перед всем миром, понимаешь? Разбились на две команды: вы, мол, за «синих», то есть за демократов, а мы — за «красных», КПРФ, будем, дескать, бегать по полю, для понта воевать, валить вину друг на друга, а из тайного бункера тайным бандит-бюро втихаря управлять процессом…

— Но это же распад, — сказал Юзик. — Как управлять распадом?

— Юзик, — сказал Р. — Термоядерный взрыв — это распад атома. Термоядом мы управляем. Извлекаем энергию… А что говорить о толпе?..

Тостов они не пропускали.

— Слишком сложно, — сказал Юзеф.

— А что тут сложного? — хорохорился Р. — Это ж все мастера… Думаешь, только Рейган — артист?.. Михал Сергеич тоже играл в самодеятельности… Звездич в «Маскараде». А Ельцин что, не артист?..

— Артист, артист, — сказал Юзик, — ты успокойся!..

— Они же всю жизнь играли спектакли почище БДТ!.. Интересно только, чем это кончится и кто выйдет на поклон вместо Шекспира!..

— Воля, давай я тебя провожу, — сказал Юзеф.

— Нет, Юзик, еще не вечер, — сказал Р. — Это же сериал!.. Просто мне Владика жалко… И Люлю Шувалову.

Тут ему пришлось доставать валокордин, и одна картина стала вытеснять остальные.

Когда почти все простились с Владиком на сцене, одна бездетная актриса привела за руку молодого человека, заставила подойти к изголовью гроба и, бросив одного, ушла. Так он и стоял у Славиного лица минуты две или три, стоял и смотрел, впервые, наверное, в жизни так близко.

— Это — сын? — спросил Р. активную актрису.

— Да, — сказала она. — А как ты догадался?..

— Потому что ты подвела. Он актер?

— Да. Похож?

— Да. А мать?.. Н.?..

— Да.

— Как его зовут? — спросил Р.

— Григорий, — сказала она. — Гриша Незнамов…

* * *

Присказка «Кто выйдет на поклон вместо Шекспира» появилась у Р. с тех пор, как он вернулся к своим разговорам с Ахматовой. А вернулся он к ним, когда Виленкин обязал его писать мемории. Виталий Яковлевич был составителем и имел двойные права: во-первых, обязать Р., так как сам с ней знакомил, а во-вторых, включить в сборник, своя рука владыка.