На Фонтанке водку пил… (сборник)
Шрифт:
— Ну вот, мне, значит, — сказал Фрейндлих и не закончил фразы.
Р. стал спорить и изображать на лице, что примета никакого реального смысла не имеет и принимать ее всерьез никак нельзя, но на все его тирады Бруно махнул изящной рукой…
Вошла сестра и поставила ему капельницу.
— Этот Y, скажу я вам, большой нахал. Это видно. Ведь нужно соизмерять свои возможности, а он не соизмеряет. Я сказал директору: «Он у вас будет главным режиссером». Испугался. «Только, — говорит, — через мой труп». — И Фрейндлих прочел из Шекспира: «Весь мир — театр, все женщины, мужчины в нем актеры, и каждый не одну играет роль…» Жак-меланхолик — наша с вами роль… Вот Кожич — это был умница. Пил сильно… Месяц в запое, а два-три месяца ничего… Потом опять запой. Утром встанет, долго смотрит на штаны и говорит: «И вот так каждый
Фрейндлих лежал на своей высокой койке и был почти неподвижен, но все-таки умудрился сыграть пьяного Кожича.
Капельница — дело небыстрое, и пока лекарство медленно текло по трубкам в натруженную вену, Р. сидел на стуле так, чтобы видеть губы соседа.
— Он и с Симоновым хорошо обходился, Кожич. Тот ведь тихий-тихий, а мог режиссеру сказать: «Ну, вы там посидите, а мы тут сделаем». Симонов показывает, разгорячится весь, а Кожич ему говорит: «Вы не постесняетесь, Николай Константинович, пройтись со мной по коридору?» И так мягко, деликатно… Погуляют, поговорят, и Кожич его как-то смягчит. И после прогулки он репетирует совсем по-другому…
Капельница иссякла, а сестра все не шла.
— У нас с вами не вполне обычные фамилии, — сказал Фрейндлих, следуя какой-то скрытой логике. — А в нашем театре любят фамилии твердые, русские. Вот у вас в БДТ был такой артист Z, его, как вы, наверное, помните, выгнали за антисемитизм и переправили к нам, а у нас он стал секретарем парторганизации. Или заместителем…
— А вы, Бруно Артурович, в партии не состояли?
— Не состоял… Это уже в конце горбачевского периода я как-то ему говорю: «Вам легко, вы партийный». А он мне сразу: «А хотите, я вас устрою? Я мгновенно вас устрою в партию». А я говорю: «Вот уж не надо. Я думал, у вас по убеждениям идут, а у вас вот как — устраиваются. Нет, мне не надо…»
Наконец, явилась сестра, сняла свою иглу, приложила к вене ватку со спиртом, велела Бруно согнуть руку в локте и, не зажигая света, ушла…
— Боже, как ему хотелось поговорить! — сказала Ирина, слушая мой рассказ. — Он ходил с палочкой по палисаднику, у нас между Савушкина и Школьной есть тропа, ходил и заглядывал встречным в глаза, хотел найти знакомого, чтобы поговорить… И никого не встречал… Он родился 27 сентября 1909 года… Мистика цифр… Смотрите, два да семь — девять, и месяц девятый, и год… Он говорил, что девятка — это его число… В девятнадцатом году, когда умерла его бабушка, он шел за гробом и по дороге нашел девять серебряных монет… И когда умер тоже… Седьмого числа, седьмого месяца две тысячи второго — две семерки и две двойки, то есть две девятки… Нечет и нечет сложились в чет… Ему нравился портрет, который сделала Мария Тимофеевна Литовченко, жена Аникушина. Сидящий, спокойный, задумчивый… Он над ним пошучивал, не слишком ли широк, не слишком ли тяжел, «Собчак на трибуне», и правда, шестьдесят два сантиметра в ширину… Но иногда заговаривал, как будто намекал, что не возражал бы… И вот он там сидит себе и ждет… И можно прийти, погладить, поговорить…
За больничным окном стемнело, и после большой паузы Бруно сказал: — Но это все общие рассуждения, коллега, а вся беда в том, что я уже не могу услышать партнера и получить удовольствие, свободно отвечая на его предложение. И сам не могу ничего толком предложить… Я, конечно, кончился, дорогой Володя, я — глухарь, живой труп, вот что. Надо трезво смотреть на вещи, не возражайте мне, пожалуйста… Завтра поведут на гастро… что-то там такое, не помню, как эта пытка называется… Но ведь все это, мой дорогой, чепуха на постном масле… Так сказать, «Тарарабумбия, сижу на тумбе я…»
2005
Фото с вкладки
«Один я. Наконец-то!» «Гамлет». Моноспектакль, 1963
«Считайте, что вы уже работаете в БДТ!» — сказал Товстоногов ташкентскому Гамлету
«Гамлет». Ташкентский русский драматический театр им. М. Горького, 1961. Гамлет — В. Рецептер, Горацио — Л. Колесников
Георгий Александрович Товстоногов. В зените славы
В спектакле «Перед ужином» В. Розова мы с Олегом Басилашвили сыграли соперников. Мой дебют на сцене БДТ, 1963
БДТ мы считали лучшим театром нашего времени, а «Мещане» — лучшим спектаклем нашего Мастера…
Перчихин — Николай Трофимов, Петр Бессеменов — артист Р.
Тетерев — Павел Панков. На гастролях после спектакля вокруг Панкова, умницы и книгочея, собирался круг «избранных»
Татьяна — Эмилия Попова, Нил — Кирилл Лавров
В этой книге, читатель, ты встретишь фотографии людей, ставших прообразами моих героев. В жизни они, конечно, значительнее и безупречнее…
В нашей гримерке царил дух безупречно мужской и, я бы сказал, творческо-гусарский… Сергей Сергеевич Карнович-Валуа, Сергей Мартинсон (у нас в гостях), артист Р., Григорий Гай
Зинаида Шарко, Ефим Копелян. «Пять вечеров», 1959
Павел Луспекаев в роли Виктора («Иркутская история» А. Арбузова, 1960). У нас в гримерке он был четвертым или, скорее, первым, создавая вокруг себя особую атмосферу
Я мечтал поставить «Генриха IV», сделал композицию огромной исторической хроники, но она перешла в руки Мастера. А мое детище, роль беспутного принца Гарри, он отнял у меня на генеральной репетиции… 1969
На репетиции. Король — Сергей Юрский, Гарри — артист Р.
Верховный судья — Виталий Иллич
Принц Гарри — Олег Борисов, Хотспер — Владислав Стржельчик
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
