На главном направлении(Повести и очерки)
Шрифт:
Только вчера была прорвана блокада осажденного гарнизона, где оборонялся полк Титова, а сегодня вот-вот начнется штурм соседней с Мамаевым курганом высоты.
Переступая с ноги на ногу, Пожарский смотрит в окуляры стереотрубы, затем дует на озябшие пальцы и отмечает на карте замеченные объекты противника. До начала артиллерийской атаки уже недолго…
…Холодно. Пронизывающий ветер с мелким колючим снегом забирается в траншею, а по ней — и в наблюдательный пункт. Под ногами у Пожарского поскрипывает снег. Стоящие рядом телефонисты и радист изредка встряхиваются.
— Зябко? — спрашивает генерал.
— Зато на душе
— Нам-то что, а вот каково им? — добавил радист, кивая в сторону противника. — У них ведь одежда на рыбьем меху. Вчера привели одного пленного, а он, как кол, согнуться не может…
Пожарский снова приник к окулярам. Перед его глазами — подножие высоты. Там ветер вихрит и перегоняет снег, кажется, еще сильнее, чем здесь, на склонах Мамаева кургана. Белые полосы поземки волнами перекатываются через насыпь заводской железной дороги и огибают завалы. Лишь опытный глаз генерала, знающего, где и в каком направлении готовится атака, смог заметить, как умело и толково используют поземку саперы, проделывающие проходы в минных полях; все они одеты в белые халаты, и даже миноискатели обмотаны бинтами. А вон к насыпи, через руины, переползают в белых полушубках штурмовые группы, накапливаются к атаке…
— Передавайте… Внимание! — приказал генерал своим помощникам, держа на ладони часы. По этой команде-сигналу расчеты орудий стали у лафетов в полной готовности открыть огонь.
Пока секундная стрелка описывала последний перед началом атаки круг, Пожарский еще раз посмотрел на высоту, затем на рубеж атаки.
Телефонисты и радист, продолжавшие ожидать дальнейшую команду, вдруг заметили в поведении генерала что-то необычное. Застыв у стереотрубы, он с затаенным дыханием напряженно всматривался туда, откуда должны были наступать штурмовые группы гвардейского полка Титова. Там кто-то, как увидели телефонисты, нарушив условия маскировки, черной точкой передвигается по открытой местности к минному полю, демаскируя расположение самих штурмовых групп. Генерал резко сжал в ладони часы и, держа их в кулаке, как бы старался остановить время. В окулярах ему хорошо была видна фигура мальчика в черном пальтишке, бегущего с гранатой в руке.
— Куда он бежит?!. Остановить!.. — приказал генерал, забыв о том, что он находится не в полку, который готовится к атаке, а на наблюдательном пункте армии.
Еще минута — и бегущий мальчик припал к земле и отполз в воронку. Отпрянув от стереотрубы, Пожарский, прежде чем подать команду «огонь», вызвал по радио Титова.
— Что вы смотрите!.. Куда вы пустили ребенка?.. Ротозеи!
Потом он передал трубу радисту и, не разжимая зубов, приказал:
— Огонь!
Первый залп орудий прямой наводки и заволжских батарей пришелся как раз по подножию высоты, где были густо насажены вражеские мины, а среди них и глубокая воронка со спрятавшимся в ней мальчиком. Снаряды просвистели и взорвались где-то неподалеку от воронки, на дне которой, как оказалось, лежал Ваня.
Считая себя вполне подготовленным бойцом, он укрылся в воронке для того, чтобы дождаться конца артподготовки, а затем впереди всех подбежать к фашистской траншее и, как он любил говорить, «шандарахнуть по фашистам гранатой». Ему хотелось доказать, что он умеет всевать по-настоящему. Раз наша армия пошла в наступление, не может же он сидеть в этой трансформаторной и заниматься пустяками. А тут еще ребят собираются отправить в тыл. «А что мне в тылу делать? Вот подберу сейчас трофейный автомат и стану чесать по удирающим фашистам. Когда оборонялись, мне трудно было воевать, а теперь пусть посмотрит сам командир полка, чего я стою!»
После беседы, состоявшейся в блиндаже у Титова накануне наступления наших войск под Сталинградом, Ваня решил действовать все же по-своему. Расспрашивая знакомых пулеметчиков, где и как они будут наступать, он раздобыл гранату, потом вторую: для себя и для Кости. Но делал это втайне от всех.
И только сегодня утром он разбудил Костю и показал ему гранаты.
— Вот твоя, а эта моя, — сказал он Косте. — Эту, в рубашке с оборонительным чехлом, я беру себе, а если хочешь — возьми ты, только надо подальше бросать и сразу падать, а то от нее осколки с убойной силой далеко летят.
Костя подержал в руке гранату: уж больно сильный соблазн быть хозяином ее; она ловко лежит в ладони, можно кинуть далеко.
— Давай попробуем, кто дальше, — предложил он Ване.
— Что ты, это же боевая, и если кто увидит, знаешь, что нам за это будет?
— Понятно, Значит, ты эти гранаты стащил?
— Ну хотя бы и так… Иди доложи своему дяде Володе.
— Я не такой, как ты думаешь, — ответил Костя и, повременив, спросил: — А зачем ты их взял?
Ваня отвел Костю в угол и шепотом под честное слово сообщил:
— Сегодня наши наступают. Понял? Вот и мы с тобой пойдем. Эх, и дадим фашистам жару! Пойдешь? Петьку я не беру, он хилый и трус. Ну?
Костя долго колебался и вдруг спросил:
— А командир полка и Александр Иванович разрешат? Если разрешат, пойдем.
Вопрос этот привел Ваню в смятение, но ответил он спокойно:
— А что спрашивать, когда все идут!
— Нет, без разрешения я не пойду. Давай спросим— и тогда вместе, — предложил Костя.
Ваня с раздражением махнул рукой и пошел.
— Ваня, постой, — остановил его Костя.
— Ну?
— Не ходи!
Костя взял друга за руку, но тот хмуро оттолкнул его.
И вот он уже в воронке, на рубеже атаки. Сюда он проскочил в тот самый момент, когда штурмовые группы полка начали выдвигаться вслед за саперами, и внимание их, как и командиров, наблюдавших за полем боя, было обращено на высоту, на вражеские укрепления, которые предстояло штурмовать.
По расчетам Вани, артподготовка переднего края противника должна была продолжаться не меньше получаса, затем артиллеристы перенесут огонь в глубь обороны врага, и наши пехотинцы, не отставая от огневого вала, начнут захватывать одну траншею за другой. Все это Ваня подслушал в пулеметной роте, у своих друзей. Однако и пяти минут не прошло, как взрывы снарядов, падающих неподалеку от воронки, прекратились и, как определил Ваня, огневой вал откатился вдаль.
«Фу, черт! — заторопился Ваня. — Так и все можно прозевать», — и, выскочив из воронки, бросился вперед. В руках у него были две гранаты. Не видя перед собой ни цели, ни людей (над полем уже кружила густая метель), Ваня бежал на заминированный участок…
Запыхавшийся Фомин ворвался в трансформаторную и, не веря своим глазам, остановился у порога. Сюда он прибежал, чтобы убедиться в том, что все дети на месте, что генералу, должно быть, померещилось и напрасно он волнуется.