На горизонте горело зарево
Шрифт:
– Да, но ведь она хочет как лучше, – словно оправдывалась она перед собой. – К тому же платит за квартиру и прочее. Я еще не чувствую достаточно ответственности, чтобы заботиться о себе самой. Поэтому лучше никуда не спешить.
Квартира была просторной и светлой, со старой мебелью и деревянными полами. Большая кухня и две комнаты. Все очень просто, без излишеств. Инна провела меня в спальню и ускользнула в ванную. Вышла уже в коротких шортах и футболке с обрезанными рукавами, села в кресло и, закинув стройные ножки на подлокотник, спросила:
– И что мы будем делать? – в ней было что-то
– Если честно, я умираю с голода, – наверное я должен был сказать что-то более соблазнительное, но ума у меня хватило только на это.
– Боюсь, что могу предложить тебе только кукурузные хлопья, – Инна бросила на меня пристальный взгляд. – Да и, думается мне, ты пришел не за этим.
Она подошла вплотную и уперлась лбом в мою грудь. Долго стояла так, затем, взяв меня за руки, потянула на кровать. На мгновение она замерла в нерешимости, но, встрепенувшись, начала меня целовать. Признаться честно, подобного финала нашей встречи я не ожидал.
Весь день мы провели в постели, опустошая коробки с кукурузными хлопьями. Я лежал на спине, закинув руки за голову, и что-то рассказывал Инне. Она увлечённо слушала, покачивая головой и роняя иногда короткие реплики. Когда я закончил, она откинула волосы и, упершись подбородком мне в грудь, сказала:
– Что я делаю? – во взгляде ее проскользнуло смущение. – Я ведь тебя едва знаю. Ты, наверное, думаешь, что я со всеми парнями такая? – я хотел возразить, но она прижала палец к моим губам. – Просто я решила, что с тобой все будет просто.
– Тогда зачем ты все усложняешь сейчас? – я и на минуту не допускал с своей голове ни единой дурной мысли о ней и не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой.
– Мне страшно, – вдруг она стала, как прежде, твердой. – Хотя какая теперь разница? Ты либо уйдешь, либо останешься. В любом случае, сделать я уже ничего не могу. – Инна рассеянно улыбнулась. – Чем ты вообще занимаешься?
– Ничем серьезным, – похвастаться мне было нечем.
– А что собираешься делать дальше? – она хотела узнать меня, а я и впрямь тогда не задумывался о таких вещах.
– Не знаю, – я уставился в потолок. – Может, останусь здесь. А может, мы вместе махнём смотреть на Кракатау, – она засмеялась.
– Зачем ты приехал сюда? – меня уже одолевал страх. Она задавала очевидные вопросы, а мне нечего было ответить. Я не задумывался обо всем этом. Мне казалось, Инна решит, что я умалишённый.
– Просто хотел прокатиться, – и уже про себя – Мог бы хотя бы соврать что вразумительное!
– И что дальше? – все не унималась она.
– Прокачусь по друзьям, а потом вернусь в Белгород и устроюсь на работу. Если все сложится, буду копить на следующий год.
– И все? Как-то глупо.
Инна смолкла, а я смотрел, как она игриво дергает тонкими бровками, пока тело ее лежит в обнаженном спокойствии, и не переставал любоваться ею, повторяя про себя: «Неужели все это взаправду?», – и если бы я был хоть немного поумнее, я бы еще тогда понял, что все это мираж и самообман.
Когда солнце село, мы решили выйти из дома. Я уговорил Инну двинуть в паб, что находился всего в четырех кварталах от ее квартирки. Паб был неизменно полон.
Мы заняли столик и заказали эль. Разговор шел непринужденно, и всё было просто прекрасно, пока к нам не подсел какой-то парень. Он бесцеремонно уселся рядом и приблизил ко мне одутловатое лицо. Парень был пьян. Глаза маленькие, близко посажены. Запинаясь, он начал мямлить:
– Я очень извиняюсь, но можно один вопрос? – мы с Инной переглянулись.
– Валяй!
– У тебя случайно нет братьев? – Он ткнул толстым пальцем мне в грудь.
– Есть. А в чем дело? – удивился я.
– Пять лет назад они окончили училище?
– Да, – я не мог взять в толк, откуда он знает моих братьев.
– Я так и знал. Из тысячи лиц узнаю земляка, – парень разразился раскатами смеха.
– Ты знаешь моих братьев? – я не мог поверить, что что-то из моей прошлой жизни могло оказаться здесь, в Горячем ключе.
– Три года учился с ними, – парень задорно рассмеялся. – Я просто обязан вас угостить, – он подозвал официанта. – Отказа я не приму.
Парня этого звали Паша. Веселый, тучный и чуть глуповатый. Он жил в моем городке, работал на руднике, а в Горячий Ключ приехал в отпуск, с женой, чтобы поправить здоровье, и, пока благоверная нежилась в горячих источниках, Паша с утра до ночи просиживал в пабе. Инне он не понравился, но узнал я об этом только утром. Мне же было приятно с ним потрепаться. Я давно уже не слышал вестей из дома. Мы сидели, как пара старых приятелей, и опустошали пинту за пинтой.
Вскоре в пабе заиграла музыка. Инна, увидев в ней спасенье, попыталась утащить меня танцевать, но я не понял намека и отправил ее одну. А сам остался пить с новым приятелем. Паша сделал большой глоток, а после, вытерев толстые губы, сказал:
– Хорошую подружку ты ухватил. Только тебе нужно лучше следить за ней.
– О чём ты? – мне не нравился его тон, а алкоголь бередил юную кровь.
Паша взял меня за затылок и повернул мою голову в сторону Инны. Она извивалась в объятиях какого-то парня. Я встал и подошёл к танцующей парочке. Инна, увидев меня, протянула руки, но я увернулся и двинулся к парню. Он продолжал танцевать. Я, не сказав ни слова, ударил его в лицо. Парень отпрянул, но вскоре пришел в себя и обрушил на меня тяжёлый удар. Инна взвизгнула. Я пошатнулся и рухнул на пол, успев лишь заметить, как довольно ухмылялся Паша.
– Ты охренел? – закричала на меня Инна.
Но я уже не слышал. В то время я был очень не сдержан и безрассуден. К тому же, там, где я вырос все проблемы решались именно так. Конечно, это не оправдывает меня, просто, когда насилие является нормой в твоей окружающей действительности, требуется время, что понять, что этот путь ведет в никуда. А где-то внутри меня кипела злоба и обида на весь мир, свойственная всем молодым юношам, и иногда она вырывалась наружу, лишая меня всего человеческого. Это как будто инстинкт. Злость закипает, и ты превращаешься в комок звериной злобы, не способный контролировать себя. Я вскочил на ноги сжав в руке связку ключей и уже собирался броситься на бедолагу, как вдруг пространство пронзил крик Инны.