На грани победы-1: Завоевание
Шрифт:
У Энакина было твердое ощущение, что Тахирай действительно избегает контакта, отталкивает его.
Несмотря на это, в его сознании вырисовалось изображение ее темницы — маленькой комнатушки, отделенной от более просторного помещения тонкой, но несокрушимой мембраной. Ее тюремщиками были такие же йуужань-вонги, как и та женщина, которую Энакин видел у водосборника — с волосами, похожими на щупальца. Рядом виднелось еще несколько таких же клетушек, но эти были пустые и темные и, по-видимому, ждали других юных пленников-джедаев.
В
Если бы, подумал он, если бы можно было спасти ее без светомеча…
Но это было невозможно. Так думал даже безрассудно-безумный Вуа Рапуунг, иначе они ни за что не стали бы протискиваться сквозь эту километровую тонкую кишку.
Тахирай продержится еще пару дней. Должна продержаться. А он проползет через что угодно, чтобы спасти ее.
Мускулы дрожали, даже когда он подпитывал их Силой, но Энакин продолжал спускаться.
Когда он наконец оказался в полости, достаточно большой, чтобы там можно было свободно плавать и ничего при этом не задевать, то молча отпраздновал это событие, принявшись растягивать и сгибать руки, хлопать ими и махать ногами. Это были самые приятные ощущения, которые он мог себе представить в тот момент. С минуту Энакин не думал ни о чем, кроме этого бесхитростного ликования, но затем тьма, таившаяся в его сознании, напомнила ему, что если пещера никуда не ведет, придеться лезть обратно наверх по этой ситовой штуке. Он достал свой кристалл-светляк и велел ему ожить.
Стал виден Рапуунг, он плавал рядом и казался водяным чудовищемрептилией.
Позади него Энакин увидел выходное отверстие трубы, пробитое в каменной поверхности, которая изгибалась вокруг них, образуя пещеру неопределенной величины. Энакин нашел направление силы тяжести и полез по склону вверх, держась одной рукой за его поверхность. Одновременно он тянулся наружу с помощью Силы, чувствуя, как вода медленно долбит камень и находя скрытые резонаторы — полости, где царил воздух.
Энакин думал, что был счастлив оттого, что выбрался из трубы. Залезть на сырой камень, сорвать с себя гнуллит — это было безгранично приятнее. Он сидел, мокрый и задыхающийся, пока Вуа Рапуунг вылезал из воды за его спиной.
— Надеюсь, дело того стоит, — проворчал Рапуунг.
— Так и будет.
— Лечи свое оружие, и хорош прятаться в этой яме.
— Сейчас приступаю, — сказал Энакин. — Но сначала, Вуа Рапуунг, расскажи мне кое о чем. Ты действительно считаешь, что знаки твоего позора — дело рук формовщицы? Что она сделала это, потому что ты отверг ее любовь?
— С кем ты разговаривал?
— Так говорят другие Опозоренные. Они видели меня с тобой.
Лицо Рапуунга перекосилось, как будто он проглотил самую противную вещь в мире, но воин утвердительно дернул головой.
— Наша любовь была запрещена. Мы оба знали это.
Его губы скривились.
— С нами этого не произошло. Мы ошибались.
— И ты порвал с ней.
— Да. Любовь — это безумие. Когда рассудок начал возвращаться ко мне, я понял, что не могу нарушить волю богов. Я сказал ей об этом.
— И ей это не понравилось.
Рапуунг фыркнул:
— Она стала богохульствовать. Она сказала, что никаких богов нет, что вера в них — это предрассудки и что мы вольны делать все, что захотим, до тех пор, пока мы сильны.
Он отвернулся от Энакина.
— Несмотря на ее ересь, я никогда никому не собирался говорить о ее словах. Она в это не верила. Она боялась, что я донесу на нее или что однажды наши запрещенные встречи привлекут внимание ее начальства. Она честолюбива, Межань Куад. Она злая. Она сделала так, чтобы я выглядел как Опозоренный, потому что знала, что тогда никто не поверит моим словам, что все, что я скажу, будет принято за бред лунатика.
— Почему она просто не убила тебя? — спросил Энакин. — Почему не подсунула тебе какой-нибудь яд или смертельную заразу?
— Она слишком жестока для этого, — прорычал Рапуунг. — Она ни за что не даст мне освобождение в смерти, если может меня вместо этого унизить.
Его глаза сконцентрировались на светляке.
— Что еще говорили другие Опозоренные? Они назвали меня безумцем, да?
— Собственно говоря, да.
— Я не безумец.
Энакин тщательно взвесил слова своего ответа.
— Мне это безразлично, — сказал он. — И твоя месть меня заботит не больше, чем тебя заботит Тахирай. Но я должен знать, как далеко ты можешь зайти. Ты говоришь, что примирился с тем, что я буду пользоваться светомечом.
— Я сказал это.
— Я собираюсь восстановить его, как я тебе сказал. Чего я не упомянул — я собираюсь восстановить его, используя это.
Он продемонстрировал светляка.
Глаза йуужань-вонга расширились:
— Ты хочешь привить живого слугу к своей машине?
— Светомеч — это не совсем машина.
— Он неживой.
— В определенном смысле — живой, — сказал Энакин.
— В определенном смысле экскременты — то же самое, что и еда; на молекулярном уровне — возможно. Говори внятно.
— Чтоб было внятно, я должен рассказать тебе о Силе, а ты должен выслушать.
— Сила — это то, чем вы, джиидаи, убиваете, — сказал Рапуунг.
— Сила — это нечто куда болшее.
— Почему ты хочешь мне это объяснить?
— Потому что, когда я буду действовать светомечом, я не хочу от тебя никаких сюрпризов, как тогда, когда я зажег огонь. Я хочу покончить с этим здесь и сейчас.