На грани развода. Вернуть любовь
Шрифт:
– Точно? Ты уверена, Ксенечка? – потворствуя стадии отрицания, спрашивает она.
– Тест показал две полоски.
– Но ты была у врача? – настаивает она, становясь заботливой мамочкой.
– Пока нет.
– Тогда и уверенности быть не может. Тесты могут обманывать.
– Мама, я беременна, и это точно, – прикрывая глаза, злюсь на ее реакцию и не понимаю ее. Почему все так странно реагируют на эту новость?
– Тогда почему такой грустный голос, Ксенечка?
– Мам, это не телефонный разговор.
– Тогда я жду тебя дома, заезжай ко мне. Не обсуждается! –
Спорить я не хочу, а вот выслушать точку зрения мамы мне необходимо. Вырулив в нужный поворот, доезжаю до папиной квартиры, где живет мама, и спустя десять минут уже утопаю в ее уютных объятиях. Это то, что мне было так нужно.
– Бледная какая, проходи-проходи, – суетится она, оглядывая меня с ног до головы тревожным взглядом. – На тебе лица нет.
– Глеб… Он плохо принял эту новость, – рассказываю ей, усевшись на стул в кухне. Старые-добрые посиделки с чаем, обеспокоенный взгляд мамы побуждает довериться ей. – Он говорит, что мы не готовы, что мы не договаривались взваливать на себя такую ответственность, что я не справлюсь.
– Так и сказал? – поражается мама. – Но ребенок уже есть! Взвалить все равно придется!
Сказать маме про то, что Глеб предложил прервать беременность, не хватает сил. Поэтому наш разговор не имеет смысла. Если я не говорю о настоящей проблеме, то какое решение она может предложить?
– Он считает, что я сама как ребенок, не смогу позаботиться о малыше и все успевать, что мы ничего не будем успевать, придется многим пожертвовать.
– Конечно, так и будет, – фыркает она, – а ты что думала? Чем-то придется пожертвовать. Прежде всего отдыхом. Будет непросто, Ксюня, я не буду обманывать. Ребенок – это испытание для семьи. Не все его проходят. Бессонные ночи, бесконечные болезни, капризы. Ты не будешь принадлежать себе, поправишься, и конечно, это не сможет не отразиться на браке.
– Мама, это совсем не то, что я хотела услышать, – сглатываю, роняя слезы.
Мама, как всегда, откровенна и пряма, не жалеет меня.
– Да все будет в порядке, – машет она рукой, – но года три точно из жизни можешь выкинуть. Разве что ты не наймешь няню. В конце концов, у тебя богатый муж, да и сама ты неплохо зарабатываешь. Я, если честно, не вижу проблемы. При живой бабушке волноваться, – взмахивает она руками, будто сейчас осознав значение этого слова. Прижимает ладони к раскрасневшимся щекам. – Господи, я буду бабушкой! Надо рассказать твоему папе!
Не увидев ответной радости на моем лице, садится поближе и берет мои холодные руки в свои. Смотрит с теплотой.
– Мужчины до конца не могут осознать, что творится с твоим организмом. Рожать тоже тебе. Глеб привыкнет к этой мысли, будет самым лучшим папочкой, еще и второго попросит! А все это ваше чайлдфри – полная чушь! Я всегда это мимо ушей пропускала.
– Но почему, мам? Почему все так относятся к этой позиции? Я в самом деле планировала прожить до старости только с Глебом, без всяких детей, – говорю жалобно и только сейчас понимаю, как убого в моих глазах выглядит эта «идеальная» жизнь.
Мы бы постарели, родители умерли бы еще раньше, и что бы
– Потому что семья без детей – это не семья. В моем понимании, – добавляет она, вздыхая.
Дополняет мои мысли. Но она не знает, как категорично настроен Глеб, как яростно он обвинял меня за забытую таблетку. Не поверил. Приписал мне злонамеренное желание забеременеть тайком.
Я бы ни за что так не сделала! Разве что… А как бы я поступила, потребуй Глеб забыть о своем желании родить ребенка? Если бы я сказала ему, что передумала, что хочу рожать, а он бы сказал, что тогда нам не по пути…
– Давай, Ксюша, записывайся к врачу, а потом разбирайся с проектами, у тебя уйма времени, чтобы уменьшить нагрузку. Поговори с Глебом. Поверь моему опыту, горячность еще ни к чему хорошему не приводила! Наверное, я бы не сменила столько мужей, если бы умела выслушать и договариваться. А так, – взмахивает рукой, – часто порола горячку. Хорошо, что ты в папу, а не в меня. Рассудительная, не наломаешь дров. Ладно, Ксюша, давай. И не нервничай, тебе нельзя, – напутствует меня мама, продолжая сиять от радости. Мне бы ее настрой!
Выхожу из квартиры, решая позвонить Глебу. Мамины слова вселили в меня уверенность. Глеб призывал меня к здравомыслию. И хоть меня яростно грызет обида за те его слова в адрес ребенка и моей вины, я все же понимаю, что он погорячился. Как часто мы говорим то, о чем не думаем в действительности? Потом жалеем об этих словах. Глеб в самом деле устал, я изводила его своими придирками, требовала внимания, ревновала, а он устает на работе, как и я, он был на взводе и, конечно же, сегодня совсем иначе посмотрит на ситуацию…
Но стоит мне взять телефон в руку, как я вижу сообщение с незнакомого номера. Вчитываюсь и два раза моргаю. Не понимаю абсолютно ничего. В сообщении значится, что на завтрашний день я записана на прием к гинекологу.
Глеб
Я полночи провожу, тупо пялясь в окно в каком-то странном оцепенении. Мозг переваривает информацию, просчитывает варианты, где-то даже успевает думать о рабочих вопросах, но все как-то отстраненно. В душе я совершенно спокоен. Даже не верится, что еще вечером меня так крыло от эмоций. Сейчас мне пугающе наплевать на все, включая все риски и последствия.
В конце концов, устав смотреть в одну точку, иду в спальню и ложусь в кровать. Сна ни в одном глазу, но так хочется просто отключиться. Собственное состояние пугает меня, потому что я впадаю в то, что называю автономным режимом, крайне редко и в случае большого стресса. Даже не помню, когда в последний раз это со мной случалось.
Когда Ксюша привычно обнимает меня, уткнувшись лицом в грудь, я автоматически запускаю одну руку ей под шею, а вторую на талию, и просто лежу так до утра, пытаясь заснуть, чего так и не удается сделать. Зато раскладываю по полочкам все свои дальнейшие действия и принимаю пару важных решений, на которые слишком давно не хотел обращать внимания.