На грани тьмы
Шрифт:
Квинн не чувствовала ничего из этого.
Пустота разлилась по ее груди. Холодное, отстраненное оцепенение. Она как-то выдохлась, ее силы вытекали из нее на холодную, припорошенную снегом землю.
Маттиас Саттер спустился по ступеням и встал в квадрат в пятнадцати или двадцати футах от четырех убийц. Полдюжины солдат очистили площадь от зазевавшихся горожан и оттеснили толпу с улицы.
Саттер взял в руки винтовку и прицелился в голову Рэя Шульца.
— Мне жаль! — плакал Рэй. Слезы и сопли текли по его разбитому лицу. — Пощадите! Пожалуйста!
Саттер сделал два выстрела. Громкие звуки раскололи воздух. Бум! Бум!
Тело Рэя дернулось. Он упал набок.
Мужчина рядом с Квинн вздрогнул.
Квинн не шелохнулась. Ошеломленная, она просто смотрела, как Саттер переместился, и его смертоносное оружие еще на шаг приблизилось к ее матери.
Саттер прицелился в Томми Картера и выстрелил дважды. Томми покачнулся. Его голова откинулась назад. Он упал и больше не двигался.
Пятый выстрел попал Баки Картеру в правый глаз. Шестой — в рот. Кровь забрызгала снег. Он упал назад. Его ноги несколько раз дернулись, прежде чем он перестал двигаться.
Саттер переместился к Октавии Райли.
Октавия не рыдала, не кричала, не молила о пощаде. Она не произнесла ни слова. Тонкие плечи застыли, исхудавшая челюсть сжалась. В глазах пустота.
Ее взгляд не нашел Квинн в толпе. Не было никакой последней секунды отсрочки. Не случилось последнего отчаянного момента близости, раскаяния. Никакого «Я люблю тебя», за которое Квинн могла бы ухватиться, не прозвучало между ними.
Не было ничего. Ничего, кроме гулких тресков выстрелов. Ничего, кроме того, что ее мать дергалась как кукла, крови, пустого лица и тела, упавшего на снег.
А потом все закончилось.
Квинн не помнила почти ничего из того, что происходило после.
Каждая клеточка ее тела кричала, чтобы она ушла, убежала, оказалась как можно дальше от ступенек мэрии. Но она не ушла. Она не могла.
Она стояла там, опустив руки по бокам, с пустыми ладонями, с бешено колотящимся сердцем. Отрешенная. Оцепеневшая.
Ополченцы вынесли мешки для трупов и унесли тела.
Не ее мать. Ее больше нет.
Ноа и другие полицейские последовали за суперинтендантом и Маттиасом Саттером в здание суда. Шеф Бриггс хлопнул дверью и спустился по ступенькам, потирая предплечья и сердито бормоча про себя. Никто не последовал за ним.
Толпа рассеялась. Разошлись кучками и группами. Их месть и гнев иссякли. Они не смотрели на Квинн. Казалось, они ее даже не видели.
Может быть, ужас от того, что они только что наблюдали — от того, частью чего стали — медленно просачивался внутрь. А может, они чувствовали себя отомщенными, оправданными.
А может, и то, и другое.
Квинн не волновало, что думают горожане. Ей никогда не было дела до них, до их сплетен и суждений. Ей совершенно все равно. Она ненавидела их всех.
И еще, она никогда не чувствовала себя настолько одинокой.
Ее мать мертва.
Квинн Райли теперь официально стала сиротой.
Глава 22
Лиам
День одиннадцатый
Лиам так сильно сжимал руль джипа, что у него заболели руки. Его бедра и задница ныли, мышцы натянулись от напряжения.
Поскольку они поздно выехали, Лиам планировал проехать как можно дальше. Может быть, даже до самого Фолл-Крика.
Но снег оказался глубоким, повсюду лежали тяжелые сугробы. Заглохшие машины представляли собой адскую полосу препятствий. Они поехали по шоссе М-37 на юг до шоссе М-46 на запад, а затем на юг. Пересекли Гранд-Ривер и проскочили между Холландом и Гранд-Рапидс.
Он обогнул Холланд по I-196 и продолжил движение на юг. Двухполосная дорога шла по сельской местности. Проселочные дороги в этих местах представляли собой запутанный клубок, который трудно размотать, но пока они свободно объезжают большие города, все должно быть в порядке.
Ехали медленно, в некоторых местах скорость достигала десяти миль в час, иногда меньше. Он осторожно маневрировал, объезжая несколько скоплений машин или перевернувшийся грузовик посреди дороги. За четыре часа они встретили только два других работающих автомобиля.
Ханна неподвижно сидела на пассажирском сиденье рядом с ним, сложив руки на животе и устремив взгляд прямо вперед. Бедный Призрак теснился на узком заднем сиденье.
Он свернулся в клубок, положив голову на лапы, и выглядел подавленным и несчастным. Ханна кормила его изредка кусочками вяленой говядины, чтобы успокоить. Это работало. Пес любил вяленое мясо, как кошки любят кошачью мяту.
Грозные тучи полностью закрыли небо. Не было ни лунного света, ни света звезд, ничто не пробивало темноту, кроме фар джипа. Снежинки закручивались в узких конусах света.
Было до смешного темно. Его глаза не могли освоиться в этой черноте. Он продолжал искать вдалеке отблески огней городов и поселков, но ничего не находил.
Только темнота и еще больше темноты. Лиам знал, что где-то есть города и деревни, но их словно стерли с лица земли.
Они отправились из Эшленда во второй половине третьего дня — ровно через сорок восемь часов пристального наблюдения, прежде чем доктор Лауде разрешила им отбыть с ее благословения.
Пару раз у Призрака поднималось давление, но ей удавалось его снизить. В первую ночь он слегка пошатывался, и она подключила капельницу и дала ему немного жидкости. Это помогло.
Хорошо, что они остались.
Два дня, которые они провели в доме ветеринара, прошли спокойно. Лиам внимательно наблюдал за всеми. Обстановка в городе становилась напряженной и шумной, но никто не приближался к дому ветеринара с дурными намерениями. Она была нужна горожанам.
С каждым днем состояние Призрака улучшалось. К тому времени, когда они собрались уезжать, он почти вернулся к прежнему образу жизни. Все такой же спокойный, сдержанный и бдительный — хотя и носился по заднему двору, шумел, лаял, радостно разбрасывал снег и, в общем, доставлял массу приятных хлопот.