На гуме
Шрифт:
– Моя подруга Ксения говорит, что достойная барышня, выходя из дома, всегда должна быть одета не меньше, чем на семь тысяч долларов, – с мечтательной улыбкой произнес Миша, и со значительным видом добавил, – и это не считая того, что у нее Верту. Причем совершенно простая девчонка, когда ее водитель не может забрать из универа, она без вопросов садится на метро.
Мишин пиетет мгновенно передался и мне – я одобрительно кивнул в знак согласия.
– А эти, они вроде симпатяги, но живут, наверняка, в общаге, купили по паре джинсов Дольче Габбана и весь год из них не вылезают… ну такие, словом, девятки заряженные, –
Мише моя шутка понравилась. У нас вообще был отличный тандем – мы были очень довольны собой и друг другом.
– Девяяяятки, – растекся он в умиленной улыбке.
Окна окружающих домов, очерчивавших границы летней веранды, дребезжали от убийственных басов, бит поспешно отстукивал ритм, проникновенно подвывал вокал, а на освещенной десятками софитов сцене осыпанных блестками гоу-гоу поочередно трахал голый накачанный негр. Гости неистовствовали.
Около четырех нам позвонили подруги из универа – как раз из тех, что не выходят из дома не нарядившись на сколько-то там тысяч долларов – и пригласили заглянуть в Стоун, заведение, позиционировавшееся как ночной клуб с золотыми унитазами. Находился он в паре минутах ходьбы от Шамбалы, так что мы, не найдя причин против, приняли приглашение.
– Просто я не зачем-парень, я – почему-бы-и-нет-парень! – весело объяснял Миша Лене, одной из наших подруг, дожидавшихся за восьмидесятитысячным депозитным столом – уже изрядно подшофе.
Гости были на взводе. Разгоряченные юноши в темно-синих пиджаках и белых рубашках с высокими воротниками – толпились у бара, спаивая телочек; разгоряченные юноши в обтягивающих майках-алкоголичках и кожаных перчатках с обрезанными пальцами – выдавали немыслимые пируэты на танцполе. Диджей York, раззадоренный такой отдачей, бесновался за пультом. Свет софитов рассеивался в блеске каратников, свисавших с ушей, шей и пальцев девчонок, деливших с нами трапезу. Новогодними елками вторили им телочки за соседними столами. Когда разговор замолкал, они просто перемигивались своими блестяшками, словно сигнализируя что-то на азбуке Морзе. Длинный-длинный-короткий – «подруга, у тебя нет лишнего тампона». Короткий-три длинных – «это сумочка из последней коллекции Прада?» Или типа того. Так, обливаясь шампанским и посыпая себя с ног до головы кокаином, мы проторчали в Стоуне еще часа два, пока не иссяк депозит.
– Никогда не понимал людей, которые проводят всю ночь в одном клубе, – объяснял я все той же Лене, – чем больше я пью, тем больше мест мне хочется посетить – благо в Москве стабильно есть три-четыре пристойных заведения.
После этих слов мы всей толпой, несмотря на то, что было уже около шести, решили сорваться в Кас-бар, находившийся у бассейна Чайка, в самом конце Остоженки. В итоге доехали до него только я, Миша и Лена и только для того, чтоб убедиться, что он уже закрыт. Нисколько не огорчившись, мы, не сговариваясь, зашагали Садовому в сторону МИДа. Рассветное солнце слепило глаза, прохладный сентябрьский ветер развевал волосы, мы были опьянены успехом, молодостью и шампанским. Когда тебе восемнадцать, даже после бурной ночи, алкоголя и кокаина ты свеж и полон сил, готов, не задумываясь, пешком сорваться с Остоженки на Старый Арбат, задавшись целью съесть бургер из Макдональдса.
– Но давайте сразу договоримся, – прожевав свой Биг Мак, предупредил я, – ни одна живая душа не должна знать, что мы это сделали.
– Ну, разумеется! – с очень серьезным видом ответил Миша, шумно втягивая через трубочку остатки газировки.
– Это будет наш маленький секрет, – улыбнулась Лена, жмурясь в утренних лучах и невзначай пуская солнечных зайчиков внушительными камнями в своих серьгах.
– Просто, сами понимаете, все-таки не последние люди в МГУ, – пояснил я свою мысль, но это было излишне.
– Я бы даже сказал – первые люди в МГУ! – без доли иронии уточнил Миша.
Вскоре, уже через каких-нибудь полгода, мы вспоминали этот серьезный разговор смеясь над своей детской нуворишеской напыщенностью, но времена были таковы, что поход в Макдак с получасовым ожиданием открытия окошка экспресс-обслуживания в компании панков и бездомных мог здорово подпортить человеку репутацию – по крайней мере в МГУ 2004-го.
3
В течение пяти лет моего обучения в университете кто-то постоянно намеревался устроить студенческую вечеринку в клубе или доме отдыха. Организаторам это сулило бесплатный бар, восхищенные взгляды однокурсниц и даже некий заработок – если на плечах, конечно, была голова, а в ней дельные мысли. Впрочем, даже если вечеринка оказывалась провальной, чувак замутивший ее все равно выглядел крутым – от одной лишь сопричастности всей этой кухне. Клубные промоутеры и фэйсконтрольщики вообще были героями того времени. Женщины любят наделенных властью мужчин, а эти вольны были движением брови дарить праздник или портить настроение.
Так вот в начале октября 2004 года один из этих дельцов – будучи студентом юрфака – отыскал аутентичный советский дом отдыха посреди непроходимых звенигородских лесов – обшарпанные двухэтажные коробки с двухместными номерами в спартанском стиле и общими удобствами в коридоре. Собрав по полторы тысячи с львиной доли новоприбывшего первого и части второго курсов юрфака, чувак нанял туристические автобусы, дышавшие копотью, словно старый туберкулезник, загрузил в них жаждущих праздника студентов и праздник начался. Я же, хоть и учился на мировом господстве, общался в основном с юрфаковскими и тоже вписался в этот блуд.
Место в автобусе мне досталось рядом с Денисом Салтыковым – Мишиным нелепым приятелем с экономического. Салтыкова все считали алкашом, придурком и гопником, к тому же он был совершенно беспомощным и безвольным существом, которому, несмотря на серьезные габариты и атлетическое телосложение, непременно доставалось по заднице в ходе каждой пьянки. Еще он почему-то говорил о себе в третьем лице, и имел привычку в речи заменять названия предметов названиями брендов.
– Ну, погрузил Дениска свой Самсонит в Фольксваген Пассат и поехал Голден Джим, – скрипел он, описывая, как провел вечер.
По мере своих скромных возможностей Салтыков старался сделать друзьям приятно – сыграть на фортепиано что-нибудь из Депеш Мод (за что бывал бит десять из десяти раз) или подставить правую щеку, прежде чем ударили по левой. "Чего ты такой злой, Миш? Ну, хочешь надо мной поиздевайся…" – предложил он как-то Рязанцеву и тут же получил под дых.
– Марк, а давай с тобой вискаря ебанем? – обратился ко мне Салтыков, едва автобус тронулся.
– А, давай, – согласился я, смерив взглядом литровую бутылку копеечного пойла.