На ходовом мостике
Шрифт:
В начале апреля я получил новое назначение - старшим помощником командира линкора «Севастополь», а на мою должность старпома на крейсер «Ворошилов» был назначен капитан 3-го ранга Б. Ф. Петров.
Мне хорошо запомнился день 4 апреля 1944 года. Покончив с формальностями, мы с Борисом Федоровичем перед началом обеда вошли в кают-компанию офицерского состава. Там, к моей большой радости, мы застали капитана 1-го ранга Ляпидевского Евгения Васильевича - нашего бывшего преподавателя по артиллерийской стрельбе в военно-морском училище, и моего однокашника капитана 3-го ранга М. Г. Томского - офицера главного морского штаба. Прощальный обед прошел в теплой товарищеской обстановке. Уходя с крейсера «Ворошилов», я был благодарен командиру крейсера Жукову Евгению Николаевичу, заместителю командира по политчасти Рожкову, всему офицерскому составу за совместную службу, за помощь и поддержку в работе, которую я постоянно от них получал.
Всего
Сразу же после обеда мы вместе с Томским отправились в Поти, где стоял линкор «Севастополь». [254]
На линкоре «Севастополь»
Командиром линкора служил Юрий Константинович Зиновьев, который, как мне казалось, совсем еще недавно командовал крейсером «Коминтерн», где мы, курсанты военно-морского училища, проходили практику. Тогда я был расписан по приборке в командирском салоне Зиновьева, а вот теперь назначался старшим помощником. Юрий Константинович остался прежним - жизнерадостным, добродушным, приветливым, только немного пополнел, да седины значительно прибавилось. Но мне было необыкновенно приятно с ним встретиться вновь, а тем более продолжать службу под его началом - Зиновьев был старейшим и одним из самых опытных командиров флота. Будучи сам в высшей степени честным, добросовестным и исполнительным, он умел те же качества привить подчиненным, и вместе с тем оказывал им большое доверие, предоставлял самостоятельность, во многом полагаясь на своих ближайших помощников. И я не знаю случая, чтобы кто-то злоупотребил его доверием, в чем-то подвел командира. Боевое мастерство экипажа и сам корабль всегда были образцовыми. В этом проявлялась, я бы сказал, сыновняя любовь линкоровцев к своему командиру.
Юрий Константинович по-настоящему обрадовался моему назначению. На его лице отразилось столько неподдельной доброжелательности и дружелюбия, что я невольно смутился, понимая его расположение ко мне, как аванс на будущее. В самом деле, как можно подвести человека, который столь искренен с людьми, любит их, гордится своим экипажем. Юрий Константинович посетовал на то, как быстро летит время, но тут же перешел к деловому разговору. Перед экипажем линкора была поставлена задача - во что бы то ни стало сохранить корабль в целости и готовности в любую минуту вступить в бой. Как и прочие большие корабли флота, линкор находился сейчас в боевом резерве, однако недавнее участие в сражениях довело мастерство личного состава до совершенства, и Зиновьев сразу поставил передо мной задачу сохранить и упрочить достигнутые успехи. Собственно, задачи были те же, что и у крейсера «Ворошилов», отличались лишь большими масштабами. И снова приходилось изучать корабль, знакомиться с экипажем, вникать в тонкости организации службы, то есть заново проделывать [255] то, что уже не раз за время войны я проделывал на других кораблях. Правда, у меня был опыт крейсерской службы, но крейсер крейсером, а линкор есть линкор.
От командира я пошел в штатную каюту старпома, где не один раз побывал, заходя к бывшему старпому Михаилу Захаровичу Чинчарадзе.
На линкоре его уже не было, несколько дней тому назад он вступил в командование крейсером «Красный Кавказ». На стене перед письменным столом висели круглые морские часы, на столике возле дивана - та же темно-зеленая скатерть, та же массивная, до блеска надраенная пепельница из поддона бронзовой гильзы шестидюймового калибра. На письменном столе под стеклом аккуратно подложен типовой недельный распорядок дня с пометками Чинчарадзе. С портретов на стенах каюты, словно с мостиков корабля, смотрели на меня четыре прославленных адмирала: Ушаков, Нахимов, Макаров, Корнилов. Под их проницательными взглядами я невольно вспомнил, как Михаил Захарович в шутку мне не раз говорил:
– Понимаешь, Петр Васильевич, когда мне бывает очень трудно, я смотрю на моих адмиралов, прося у них совета, что делать, как поступить? И, посоветовавшись с ними, нахожу облегчение и новый прилив сил.
Я, помнится, тоже тогда, всматриваясь в лица адмиралов, мысленно произносил: «Ну, почтенные адмиралы, теперь, когда будет трудно, прошу помогать мне, как когда-то вы помогали Михаилу Захаровичу».
Но шутки шутками, а вообще-то мне, конечно, было над чем задуматься. Ведь я теперь старший помощник на линкоре, на котором ранее никогда не служил.
На «Севастополе» мне снова повезло. Здесь я встретил преданных своему делу моряков, которые сразу приняли меня в свою дружную семью. Да иначе и не могло быть. Мы все жили интересами своих кораблей, интересами службы. Личное отодвигалось далеко на второй план - корабли были для нас и домом и семьей, здесь царил дух дружбы и взаимовыручки. Мы и жили на кораблях, не думая о береге, и
Но особенно мне повезло в том, что заместителем командира линкора по политической части был мой земляк и друг Григорий Иванович Щербак - опытный и хорошо знающий дело политработник, прошедший большую школу жизни и много прослуживший на флоте. Он был прост и общителен, отличался прямотой, смелостью и принципиальностью. На корабле его любили и уважали, и Щербак платил экипажу тем же, что позволяло ему умело пользоваться доверенным ему оружием - словом партии. Потому-то и морально-политическое состояние личного состава было высокое, души и сердца моряков прочно закалились.
Имелись на линкоре свои трудности и особенности службы. Условия жизни личного состава здесь во многом отличались от условий на новых крейсерах. Если там люди размещались в постоянных и благоустроенных кубриках, с естественным освещением и достаточным количеством стационарных коек, то на линкоре таких условий не было. Большинству личного состава приходилось жить в малых и тесных кубриках без иллюминаторов, а то и вообще на жилых палубах, в артиллерийских казематах. Часть личного состава спала на рундуках и прямо на палубе, многие - на подвесных койках. Поэтому в холодное время года в жилых помещениях была довольно большая скученность. И лишь в погожие летние ночи личный состав имел возможность спать на верхней палубе. Вследствие этого на линкоре, как нигде, требуется высокая дисциплина, организованность, строжайший санитарный надзор и чистоплотность. Здесь особенно следят за мытьем в бане и стиркой белья, чистотой жилых помещений, постельных принадлежностей, а также за посудой. [257]
Первый раз я обошел корабль в сопровождении помощника командира Гавриила Алексеевича Громова. Мы осмотрели широкую линкоровскую палубу, все верхние надстройки. Придраться было не к чему - медь надраена до блеска, резина всюду смазана мелом, кругом - чистота и порядок. Затем спустились в жилые помещения - самое уязвимое в смысле морской культуры место линкора. Посетили немало кубриков и казематов, осмотрели множество коек, постельных принадлежностей, рундуков, сеток для хранения посуды, не раз я заглядывал в самые укромные места, но и здесь царил образцовый порядок. Гавриил Алексеевич только улыбался. Он имел полное право гордиться: люди были приучены к флотскому порядку. Большую роль в этом играли на корабле старшины-сверхсрочники: главный боцман А. И. Жуков, старшина с 1-й башни мичман И. К. Дубель и многие другие. Особенно мне понравилась вязка коек: все аккуратно зашнурованы, одних размеров, с трафаретами и боевыми номерами. А ведь на линкоре вяжется не менее тысячи коек!
Благодаря идеальному порядку линкор выглядел гораздо моложе своего истинного возраста, хотя был заложен на стапелях Балтийского судостроительного завода в июле 1909 года, спущен на воду в июле 1911 года, а полностью вошел в строй в сентябре 1914 года. Только за время Великой Отечественной войны корабль провел девять боевых операций, прошел в походах более восьми тысяч миль, выпустил из своих орудий тысячи и тысячи снарядов. Но время, казалось, не коснулось ветерана флота, он продолжал оставаться грозной морской крепостью, закованной в надежную броню и оснащенной мощной артиллерией. В этом была немалая заслуга командира электромеханической боевой части инженер-капитана 3-го ранга А. Б. Айзина. На эту должность он был назначен тоже незадолго до моего прихода, приняв дела ОТ инженер-капитана 1-го ранга Королева Михаила Васильевича. Прежде Айзин исполнял обязанности командира дивизиона живучести. Он блестяще зарекомендовал себя на этой должности и быстро вырос до командира боевой части. Забегая несколько вперед, скажу, что Арон Бенционович Айзин - один из самых грамотных, инициативных и энергичных инженеров-механиков, с какими мне когда-либо приходилось встречаться. Служить с ним было легко и приятно. Уж он никогда не подведет, все [258] заблаговременно продумает, предусмотрит и согласует. Подчиненные всегда работали спокойно, ритмично и были очень довольны своим командиром боевой части.