На хвосте удачи
Шрифт:
Она внезапно стала очень серьезной, уставилась темными мерцающими глазами. Нати уже знала, что самая большая радость (после денег) в жизни Карлы – пугать людей. И потому научилась выдерживать ее тяжелый взгляд, не моргая.
– Скажем, цыпленочек, я кое-что умею. А что именно – лучше тебе и не знать, будешь крепче спать. Что до колдовства… Ты же не против амулетов? Все их носят – что черномазые, что мы. А уж моряки ими просто увешаны! Давай я сделаю тебе амулет, цыпленок? Лишняя защита еще никому не помешала.
– А это… –
– …колдовство? – продолжила Карла. – Конечно. Но даже твой ангел-хранитель не будет против, если мы ему немножко поможем. Согласна? Дай мне тогда… – Она достала нож и отмахнула прядь Натиных волос – Нати и моргнуть не успела. – Можно взять любую вещь, но волосы к нам ближе, согласна, цыпленочек? Через пару-тройку дней твой гри-гри будет готов.
Гри-гри оказался красным замшевым мешочком. Карла растянула шнурок, стягивающий горлышко, перечислила:
– Твои волосы, красный перец, соль, базилик, коралл и топаз. И еще земля могильная.
Нати, с любопытством заглядывающая внутрь, отпрянула.
– Ф-фу-у!
– Что «фу»? Да, из-за могильной пыли лучше не носить его с собой постоянно, можно себе навредить. Пусть полежит на алтаре…
– А где алтарь?
– У меня в комнате за ширмой. Служанку я давно отвадила совать ко мне свой любопытный нос, так что твой гри-гри будет там в безопасности.
– И что, вот так напихаешь в мешок что попало, и это будет талисманом?
– Что попало! – передразнила Карла. – Запихаешь что попало – и выйдет что попало! Для каждой цели нужны свои компоненты – один, три, пять, семь, девять или тринадцать. Для любви – одни, для здоровья – другие, для смерти – третьи. Даже если ты все это сама в какой-нибудь мешок засунешь, толку не будет. Нужен алтарь и освящение четырьмя элементами: землей, воздухом, водой и огнем. А как это делается, я тебе не расскажу и не покажу. У нас, у (снова непонятное слово) свои секреты, и такому цыпленку рядом с ними и делать-то нечего.
Нати и сама не испытывала никакого желания вникать в тонкости колдовского обряда. Загляни подольше и поглубже в этот темный глубокий колодец – и не будет уже надежды ни на человеческое, ни на небесное спасение.
Она лишь зачарованно повторила:
– Для смерти?!
– Мешочек для такого гри-гри шьют из савана человека, который умер десять дней назад. Туда кладут сухую одноглазую жабу, мизинец руки черного человека, покончившего с собой, высушенную ящерицу, крылья летучей мыши, кошачий глаз, печень совы и сердце петуха. Если такой гри-гри спрятать в подушку жертвы, несчастный обязательно умрет, – заученно пропела Карла.
Нати отодвинулась подальше. Пробормотала:
– Уж и не знаю, нужен ли мне твой амулет…
Карла от души рассмеялась:
– Не бойся, цыпленочек! У меня нет причин желать тебе зла, ведь ты меня не обижала.
У
Нати уже справилась с хлестом кистью, когда нож беспорядочно вращается в полете. Уже усвоила – чтобы кидать дальше, нужно браться за более тяжелую часть ножа: хотя у метательного балансировка близка к середине, у любого другого она может быть смещена к краю лезвия или ручки. Поняла, что чем медленнее вращается нож в полете, тем на большее расстояние он улетит. Если нож удерживать за рукоятку, то метнуть можно как без оборота, так и с одним полным оборотом, при метании же хватом за клинок нож делает пол-оборота… Теперь она не промахивалась.
Брат Иона все равно был недоволен.
– Ты швыряешь нож, точно разгневанная женщина – горшок. Он – продолжение твоей руки. Ты должна просто наносить удар, понимаешь?
Нати не понимала.
– Представь, что ты «вколачиваешь» его по самую рукоятку. И делаешь это в голове до того, как выпустишь нож! Тогда полет ножа на результат уже никак не повлияет.
Запыхавшаяся Нати откинула со лба взмокшие кудри.
– Вообразил – и потому попал? Так, что ли?
– Так-так…
Нати прищурилась, сжала челюсти, вздохнула – и с громким выдохом, почти со стоном, метнула нож. Тот аккуратно вошел в землю прямо под мишенью. Нати действительно застонала и упала на траву, ругаясь всеми понятными и не совсем понятными словами, которые она подцепила на пристани. Старый пират, посмеиваясь, переждал приступ злости и отчаяния и скомандовал:
– Вставай и повторяй все сначала!
Красная и встрепанная Нати села. С тоской уставилась на мишень.
– До каких же пор я буду это повторять?
Брат Иона невозмутимо пожал плечами.
– Ты сама просила. Раз передумала, давай прекратим. И тебе, и мне легче.
С долгим вздохом Нати поднялась на ноги.
– Нет, я буду учиться дальше!
– А повторять будешь, пока это не станет таким же привычным и легким, как держать ложку. Ты же не родилась прямо с ложкой в руке?
Вместо ответа Нати метнула в дерево нож.
– Какие парни тебе нравятся, Нати?
– Да никакие, – лениво ответила она, глядя в голубое небо, куполом накрывшее Омори. В небе так же лениво паслись редкие облачка-овечки, у их пастуха-ветра, наверное, сейчас тоже была сиеста.