На игле
Шрифт:
— Это наш секрет. Правда, цыпка? — говорю я ей. Мне кажется, она в меня втрескалась, потому что она всегда затихает и робеет, когда я с ней, блин, разговариваю. Как только вернусь из Лондона, сразу же загляну сюда, бля, и мы с ней, сука, ещё побеседуем.
Ебать меня во все дыры, если я останусь с Джун из-за бэбика. А если эта сучка его хоть пальцем тронет, я её убью, на хуй. Когда у неё родился ребёнок, она решила, что может хамить мне, бля. Ни одна сука не смеет мне хамить, есть у неё ребёнок или нет никакого, на хуй, ребёнка. Она это знает и всё равно наглеет, блядь. Пусть только
— Слышь, Франко, — говорит Рентс, — пора выдвигаться. Не забывай, что нам ещё надо собраться.
— Ага, конечно. А чё ты взял?
— Пузырь водовки и несколько банок пива.
Можно было и так догадаться. Этот рыжий говорил, что терпеть не может ёбаной водки.
— Я взял батл «джей-ди» и восемь банок «экспорта». Я могу сказать Лоррен, чтоб она налила нам ещё по кружке.
— Мы возьмём ещё по кружке, и опоздаем на поезд, — говорит он. Иногда я не догоняю его юмора. Мы с Рентсом знаем друг друга давным-давно, но с тех пор он сильно изменился, а я никогда не увлекался наркотиками и всей этой хуйнёй. У него своё кино, а у меня своё. Но всё равно он уматный чувак, этот рыжий ублюдок.
Короче, я заказываю две кружки, одну со «специальным» для меня и одну с «лагером» — для рыжего. Мы собираем шмотки, ловим тачку и пиздуем на север. В привокзальном баре по-быстряку опрокидываем ещё по пинте. Я болтаю с тем чуваком за стойкой, его брательник в Сафтоне учится. Неплохой пацан, насколько я помню. Мухи не обидит.
Лондонский поезд набит под завязку, блядь. Я просто хуею от этого. Ты платишь капусту за ёбаный билет, а потом оказывается, что мест, на хуй, нет! Ёбаные железнодорожники.
Мы проталкиваемся с банками и пузырями. Мои шмотки вываливаются из ёбаной сумки. Ох, уж эти суки с рюкзаками и ручной кладью… да ещё в придачу дети в колясках. Нужно запретить садиться с детьми на поезд, блядь!
— Ну и народу, сука, — говорит Рентс.
— Всё из-за этих гадов, что бронируют места. Ещё б ничего, если б они бронировали от Эдинбурга до Лондона, это столичные города и всё такое, но они же, суки, бронируют со всяких там ёбаных Беруиков. Просто не надо останавливаться на всех этих станциях. Надо ехать прямиком из Эдинбурга в Лондон, и пиздец. Если бы это от меня зависело, я бы так и сделал, — кое-кто вытаращился на меня. Но я высказываю своё, блядь, мнение, и пошли они все в жопу.
Ох, уж эта броня! Ёбаная свобода, блядь. Кто не успел, тот опоздал. Бронирование мест, сука… я им покажу бронирование мест…
Рентс садится рядом с двумя чувихами. Ничё так. У этого рыжего губа не дура!
— Эти места свободны до Дарлингтона, — говорит он.
Я срываю таблички «Место забронировано» и засовываю их себе в задний карман:
— Теперь они свободны до самого Лондона, бля. Я покажу этим сукам броню, — говорю я, улыбаясь одной из чувих. — Всё правильно. Билет стоит сорок фунтов. Эти железнодорожники в конец охренели, — Рентс только пожимает плечами. Этот пижон нацепил на себя зелёную бейсбольную кепку. Как только он закемарит, бля, она полетит в окно, ручаюсь, сука.
Рентс вовсю хлещет водяру: не успели мы доехать до Портобелло, а он уже выдул полпузыря. Этот рыжий говорил, что терпеть
— А вот и мы, а вот и мы… — говорю я. Он только посмеивается. Не отрывает глаз от чувих, они типа как американки. Беда рыжего в том, что он не умеет замолаживать чувих. А ведь у него есть какой-никакой стиль. Типа как у нас с Дохлым. Может, это из-за того, что у него были только братья и не было сестёр, и он просто не знает, как обращаться с тёлками. Если ждать, пока этот чувак сделает первый шаг, блядь, то можно прождать очень долго. Я щас покажу рыжему, как это, на фиг, делается.
— Охренели эти железнодорожники, да? — говорю я, подталкивая локтем чувиху, сидящую рядом.
— Что вы сказали? — говорит она мне, звучит типа как «шьто вуы сыказали».
— Ты откедова?
— Извините, я не совсем понимаю вас… — Эти иностранки не врубаются, блядь, в литературный английский. С ними надо говорить громко, медленно и типа как по телевизору, иначе они тебя не поймут.
— ОТКУДА… ВЫ… ПРИЕХАЛИ?
В самое яблочко, бля. Любопытные суки, сидящие впереди, обернулись. Я тоже пялюсь на них. Ох, чувствую, набью я ебало какому-нибудь мудаку ещё до конца этой ебучей поездки, ручаюсь.
— Мм… мы из Торонто, Канада.
— Тиронто? Кореш Одиного Рейнджера, да? — говорю я. Чувихи тупо смотрят на меня. Некоторые чмошники не понимают, бля, шотландского юмора.
— А вы откуда? — спрашивает вторая. Пара писек. Молодец рыжий, что сел здесь, ей-богу.
— Из Эдинбурга, — отвечает Рентс, стараясь говорить, бля, как по телевизору. Ух, ебливый рыжий сучонок. Теперь, когда Франко прорубил лёд, этот Джо Халявщик тут как тут, сука.
Чувихи начинают тележить нам о том, какой невъебенный город Эдинбург, какой красивый этот ёбаный Замок на холме, что высится над садами, ну и про всю эту херотень. Об этом знают все туристы: замок, Принсис-стрит, Хай-стрит. Это как приехала Моннина тётка со всем своим выводком из какой-то селухи на том острове у западного берега Ирландии.
Тётка пришла в мэрию по поводу квартиры. В мэрии её спросили: «Где бы вы хотели поселиться?» Тётка сказала: «Я хочу квартиру на Принсис-стрит с видом на Замок.» Эта баба была малехо ебанутая, её родной язык был гаэльский, бля, а по-английски она ни бум-бум. Бедняжке сразу понравилась эта улица, и она решила, что Эдинбург весь такой, бля. Чуваки из мэрии рассмеялись и отправили её на кулички в Уэст-Грэнтон, куда больше никто не хотел ехать. Вместо вида на Замок она получила вид на газоперерабатывающий завод. Во как бывает в жизни, если ты не затаренный чувак с квартирой и кучей бабок.
Короче, чувихи с нами выпили. Рентс уже успел нажраться. Этот рыжий не чувствует, когда надирается, и я мог бы перепить его, так чтоб он валялся под столом, блядь, в любой день недели. Просто вчера мы бухали с Лексо, после того как выставили ювелирный в Корсторфайне. Поэтому я сегодня такой кирной. Но чего мне сейчас больше всего хочется, так это срезаться в картишки.
— Доставай карты, Рентс.
— А я не взял, — говорит он. Чего он несёт? Я ж ему сто раз вчера повторял: «Не забудь карты».