На исходе последнего часа
Шрифт:
– Погоди, – попросила она, – побудь со мной еще чуть-чуть.
– С какой стати?
– Так просто… Эдуард Николаевич – он дома сегодня?
– Да, – сказал я. – По телефону разговаривает.
– По телефону, – задумчиво кивнула она. – Эдуард Николаевич – человек занятой.
– Да, представь себе. Мы уже успели сегодня съездить далеко за город и вернуться.
– Далеко за город?
– Да. Туда, где было Бородинское сражение. Где русские победили французов, а потом отступили к Москве.
– Ничего себе, – усмехнулась Алла, – что, Эдуард
– Не вижу смешного, – отрезал я. – Эдуард Николаевич хорошо знает историю. И стихи знает. И про Наполеона.
Алла громко вздохнула.
– Эрудированный человек, – сказала она. – Оказывается, он тебе вовсе не отец, да?
– С чего ты взяла? – запальчиво воскликнул я.
– Узнала. А ты ему, оказывается, не сын вовсе.
Я упер руки в бока и произнес:
– Он меня за сына считает. Он меня уже называет «сынок». Он сказал, что усыновит меня.
– Вот как? Это на него не очень-то похоже. С чего это он так расчувствовался?
– А я ему понравился!
– Понятно. А где твои настоящие родители?
– Какая разница?
– Они знают, что тебя решили усыновить?
– Может, и знают, – сказал я, – тебе-то какое дело?
Она опять шумно вздохнула и покачала головой.
– Что это за странные родители, которым нет дела до собственного ребенка? Я бы так не смогла.
Она уже думала о чем-то о своем, но мне было очень обидно, что она теперь не считает меня законным наследником Эдуарда Николаевича.
– Он меня усыновит, – сказал я, – и тогда ты по-другому заговоришь, вот!
– Жалко, – тихо произнесла она.
– Что – жалко? – не понял я.
– Твоих родителей. Может, их уже и нет.
– То есть как?!
– Да так. Кто ж тебя позволит усыновить при живых родителях?…
– Эдуард Николаевич добьется, – убежденно сказал я. – Он такой.
– Не сомневаюсь, что добьется, – согласилась она. – Он умеет это делать. Любой ценой.
Я надулся. Она что-то имела в виду, но не говорила что. Терпеть не могу, когда со мной играют в кошки-мышки.
– Да, – сказал я. – Он всем заплатит и усыновит меня.
– Он расспрашивал тебя о родителях? – спросила она.
– Ну, расспрашивал, – нехотя подтвердил я.
– Имя-фамилию спрашивал?… адрес?
– Ну и что из этого?
Алла закрыла глаза и несколько мгновений сидела без движения. А потом просто произнесла:
– Не удивлюсь, если они уже на том свете.
– На котором? – не сразу сообразил я.
– На том, – со значением ответила она.
– Чушь! – заорал я. До меня наконец дошло. – Чушь собачья!!! – Мне хотелось ударить ее, или что-нибудь в нее кинуть, или сделать ей очень больно.
– Он когда-нибудь говорил тебе, что если уж владеть чем-то, то владеть полностью и безраздельно? Что власть, как беременность, не может быть немного?…
– Ну допустим… – насупился я. Если честно, Эдуард Николаевич не однажды повторял мне это, чуть ли не слово в слово.
Я даже растерялся: где и когда Алла могла подслушать это? Она улыбнулась и откинулась назад.
– Разумеется, он должен был говорить что-то в этом роде… – Она замолчала и вновь задумалась. А потом произнесла: – Тебе не надо было рассказывать про родителей. Конечно, ты не предполагал, что Эдуард Николаевич… что он… – Она вновь оборвала себя на полуслове и лишь спустя мгновение выпалила: – Ты напрасно сделал это!
У меня болела голова. Я чувствовал, что она говорит что-то ужасное, что я совершил какую-то непоправимую ошибку, но я гнал от себя эту мысль.
– Врешь! – закричал я. – Ты все врешь! Он хороший, а ты дура! Это ты во всем виновата! Это ты меня украла! Это из-за тебя все!
– Хочешь, – сказала она, будто и не слышала меня, – поспорим: если я права и с твоими родителями что-то случилось, ты поможешь мне сбежать отсюда. Ты убедишься сам: он убийца, этот твой Эдуард Николаевич!…
– Врешь! Врешь!!!
Я вылетел из душного подпола и в мгновение ока взобрался вверх. Я воткнулся головой прямо в живот Эдуарда Николаевича.
– Это еще что такое? – недовольно сказал он. – В доме нельзя носиться сломя голову.
– Она сказала, что вы убили моих родителей!
– Кто?
– Алка!
Он прямо позеленел. Я никогда еще таким его не видел. Он ринулся вниз, прям-таки рыча на ходу.
– С-сволочь! Сука! – орал он, и я услыхал звонкие удары и стоны и еще злобное шипение.
Я уже ничего не понимал, кроме одного. Она сказала правду. Она сказала правду! Эта мысль стучала у меня в висках, пока я сбегал со ступеней крыльца. Пинчер с лаем бросился мне навстречу, я отпрыгнул, и тут меня подхватили чьи-то руки. Это был водила Семен.
– Только тихо, только тихо, – приговаривал он, волоча меня обратно в дом.
Принц стоял на пороге и улыбался, а глаза были красные-красные от злости.
– Сынок, – сказал он, – ты чего это, сынок, неужели ей поверил? Она же сука, тварь подколодная, она же тебя украла у меня, а теперь обмануть хочет, вокруг пальца обвести. Никогда не верь ворам! – заключил он и поднял вверх указательный палец.
Меня отвели наверх, в мою спальню.
Я сидел на кровати, в башке гудело, и я думал только об одном: мамашу с сожителем убили. Надо же, никогда бы не поверил, что эта новость так оглоушит меня. Мамаши больше нет. Я – один на свете.
– Покарауль пока у двери, – услыхал я голос Эдуарда Николаевича. – Пацан восприимчивый, еще сбежит ночью, ищи его потом.
– О чем разговор! – ответил Семен.
Короче, входная дверь была отрезана. Я сидел и думал, как быть дальше. Бежать. Бежать, и никаких гвоздей!
Когда все угомонились и я не слышал больше шорохов, а за окном было темно, как у негра в заднице, я тихонечко приоткрыл дверь спальни и выглянул наружу. Никого. На цыпочках я спустился вниз и направился к двери подвала. Но я шел вовсе не к Алке. Сейчас мне было не до нее. Я все спускался и спускался по ступеням нескончаемой лестницы. Я знал, куда иду.