На исходе зимы
Шрифт:
Вытерла кровь с разбитой губы.
Только переехали Савеловский лог, спустило заднее колесо. Шофер занялся ремонтом. Девушки вышли на дорогу. Кругом лес, тишина. По сосне винтом бегали две белки. Совсем как тогда. Стучал дятел.
Издали послышался шум мотора. Из-за поворота показалась санитарная машина. Промчалась мимо, включив сирену. Все трое посмотрели вслед. Не могла Варя слушать этого звука — он кричал о войне, о пожарах, смертях. От него по спине разливалась холодная струя страха.
Потом звук сирены оборвался, и опять стало тихо.
— К Ивану Леонтичу
Юлька перед тем, как сесть в машину, отозвала Варю в сторону.
— Посмотри внимательно — синяк будет?
— Уж есть. Под глазом.
— Вот сюрприз…
Снова мчались узкой лесной дорогой.
Впереди газика мелькнул долговязый, тощий заяц. Ринулся вдоль расчищенной грейдером дороги, потом испуганно метнулся в сторону на снежный освещенный солнцем гребень и скрылся.
«Заяц дорогу перебежал — к недоброму», — подумала Юлька. И неожиданно громко расхохоталась.
— Ты с чего? — спросила Варя.
— Я представляю — приду к Вадиму Николаевичу в гостиницу вот с этаким синячищем. Хороша, нечего сказать…
Варя тоже рассмеялась.
Шофер оглянулся.
— Вот это другое дело. А то как на поминках.
Машина вырвалась на тракт. Шофер прибавил газ. Стрелка спидометра прыгнула за цифру 100. Варя подалась вперед, прищурив глаза, и вся напряглась. Хотелось крикнуть шоферу: «Еще, еще!» Первый раз в жизни она испытывала такое наслаждение от быстрой езды.
РАССКАЗЫ
Как я был дефективным
Школа наша помещалась в центре города, далеко от моего дома. Ходить каждый день одной и той же дорогой было скучно. Поэтому обычно я шел не прямым путем, сворачивал куда-нибудь. Я бродил по улицам, подолгу простаивал у витрин магазинов, застревал возле какой-нибудь стройки или там, где чинили канализацию. Становился на край ямы и, не отрываясь, наблюдал, как работают внизу водопроводчики в высоких болотных сапогах по колено в глинистой воде, смотрел, как заливают асфальт или ломают старую церковь, подбирал и приносил домой осколки цветных стекол.
Мой одноклассник Женька жил недалеко от меня. Так же, как я, он ходил по Часовенной до самого Глебучева оврага. Мы могли бы ходить вместе, но Женька уходил из школы всегда один. Нет, мы с ним не ссорились, просто мы были очень разные.
Моя жизнь протекала совершенно обыкновенно, а Женька казался мне человеком особенным. Во-первых, он был безрассудно смел: никому никогда не давал спуску, нисколько не раздумывая, ввязывался в драку с любым старшеклассником и потому редко ходил без синяков и царапин. Во-вторых, он никогда не готовил уроков и довольствовался тем, что запомнит в классе. В-третьих, у него на левой кисти было выколото имя «Вера» и рядом — синий голубь. Такого ни у кого из моих одноклассников не было.
В школе Женька не завтракал. Он приносил в кармане ломоть черного хлеба да иногда кусок или два сахару. Но чаще всего он приносил воблу, несколько вяленых мелких рыбешек с отломанными головами. Женькин отец держал бакалейную лавочку около Привалова моста. Из всей бакалеи была почему-то только вобла, причем самого низкого сорта — по копейке штука. Когда я зимой шел утром в школу, мой путь лежал через Привалов мост, и я заходил в лавочку. Иннокентий Захарыч, отец Женьки, молча пододвигал мне несколько рыбок и смотрел куда-то мимо меня, в темноту улицы. В лице его было столько презрения и к рыбешке, и ко мне, что я с опаской клал копейку на прилавок, брал рыбу и поскорее уходил. Рыбешки эти, несмотря на свою цену, были почему-то удивительно вкусными. Такими вкусными, что я никак не мог донести их до школы и съедал, обмораживая пальцы, на ходу, прямо на улице.
Фамилия Женькина была Пичугин. В лице его и впрямь мелькало что-то птичье, острое. Живые, быстрые, как у синицы, глаза, нос, заостренный, как клюв, и движения, нетерпеливые, порывистые. В классе Женька ни с кем из мальчишек не дружил.
В школьной бригаде нас было четверо: я, Витька Бутузов, Женька Пичугин и Вера Веденяпина — веснушчатая и тихая, та самая, имя которой было вытатуировано у Женьки на руке. Вере Женька подсказывал во время диктантов. Учились мы все вместе, а отвечал чаще всего Витька Бутузов. У него была хорошая память, и он умел говорить солидно и обстоятельно. Отвечал он, а оценку «оч. хор.» ставили всем, кто был в бригаде.
Начало нашим близким отношениям положила книга Конан Дойла «Баскервильская собака». Когда Женька увидел ее у меня, глаза его загорелись. Он протянул грязную, в цыпках руку.
— Дай почитать!
Я дал ему книгу на один день, вернее, на одну ночь. Он вернул мне ее на другое утро, бледный от бессонницы.
— Во книга! — оттопырил он большой палец. Мы разговорились, и я вдруг обнаружил, что он читал почти все, что я называл. До этих пор из наших ребят я считал начитанным только Витьку Бутузова. Ему-то сам бог велел, у него отец писатель, а от Женьки я этого никак не ожидал.
В ту пору мы учились не так, как учатся теперь: мало сидели за книгами, мало писали и читали. Да и вообще в классе бывали редко. Это были годы первой пятилетки. Мы собирали металлолом, макулатуру, бутылки. Ходили с экскурсиями по заводам города, на берег Волги, на строительство. В наши обязанности входило выявлять неграмотных, разносить частным хозяйчикам налоговые квитанции, сажать деревья, расчищать строительную площадку новой электростанции от мусора. Всего не перечесть. Занятия в классе, особенно весной, проходили редко, поэтому мы нисколько не удивились, когда в классе однажды появился незнакомый мужчина с бородкой и молча поднял руку, призывая нас к вниманию. Дождавшись тишины, он сказал:
— Сегодня занятий не будет.
Мы одобрительно загудели, а незнакомец добавил значительно:
— Все вы пойдете на психоанализ.
«Психо-анализ» — новое слово. Псих — значит сумасшедший. Лиз — видно, лизать. По частям понятно. А в целом? В целом получалось явно что-то не то.
Внешность мужчины и его манеры поразили нас своей необычайностью. Борода у него была аккуратная, ровным клином. И лицо тоже аккуратное, клином. Лоб большой, а рот маленький, совсем женский. Он носил очки в роговой оправе с толстыми выпуклыми линзами, отчего глаза казались очень большими, словно смотрящими из-под воды.