На изломе алого
Шрифт:
– Когда?
– Неделю назад.
Ровно столько девчонка не появлялась у Сашки дома и не отвечала на звонки, и она нехотя призналась:
– Я не знаю, где она. Давно не приходила.
Парни переглянулись.
– Ясно, сами поищем. Но если не найдем… - Ларек усмехнулся.
– Придется спросить с тебя, Чайка, больше не с кого.
У Сашки напряглась спина, и вспотели ладони. В мире, откуда явились эти двое, не бросали на ветер пустых обещаний и не забывали долги. По спине пополз липкий холодок, но лицо девчонки не дрогнуло. Сейчас переживала не за себя, за Майку. Сашка могла только гадать, что за товар оказался у подруги в руках и в каком количестве. Вряд ли ерунда, если шестерки
– Да ты не переживай, Чайка, - расценил ее молчание по-своему Ларек. – Не вопрос, договоримся. Согласишься для меня кое-что толкнуть – отстану, еще и приплачу.
– Пошел ты…
– Пойду. Но насчет Майки я тебя предупредил. Узнает Влад – будут проблемы, а я человек тихий, проблемы не люблю. Так что лучше бы ей объявиться. Черт, детка, до чего же у тебя ох**нные ноги. Подумай насчет поляны.
Едва не ударила. В последний момент сдержалась, но успела представить, как лопаются губы и ломаются в крошево зубы ублюдка, окрашиваясь в кровь. Придется снова влезть в джинсы и носить с собой не только нож, но и кастет. К чертовой матери надежды и светлые мечты чистых девочек. В ее клетке выживает сильнейший, и этим вечером она достанет отцовскую грушу и снова вернется к тренировкам, не для того ее Шевцов столько лет собачил, чтобы какой-то обдолбанный снифер* угрожал. Кому-то дано летать, а кому-то ползать. Вот только не на коленях, с этим Сашка даже в мыслях смириться не могла.
Так она думала, решительно входя в подземку метро, но жизнь все равно пишет свой собственный сценарий и тасует колоду карт с игроками. Сашка вошла в подземку и встала на эскалатор, движущийся вниз. На середине пути, словно что-то кольнуло под ребра – подняла глаза и увидела Игната. Он был не один, с друзьями, и тоже вскинул голову, будто почувствовал ее присутствие.
Так она думала, решительно входя в подземку метро, но жизнь все равно пишет свой собственный сценарий и тасует колоду карт с игроками. Сашка вошла в подземку и встала на эскалатор, движущийся вниз. На середине пути, словно что-то кольнуло под ребра – подняла глаза и увидела Игната. Он был не один, с друзьями, и тоже вскинул голову, будто почувствовал ее присутствие.
Короткая минута, и они разъехались. Не хлебнули взглядами, не напились. Разошлись в разные стороны, и точка пересечения снова оказалась ничтожно мала. Крохотна, словно ее и не было вовсе. Так, почудилось что-то знакомое в незнакомых лицах, что привлекло внимание, почудилось и растворилось.
Сашка сошла с подвижной ленты эскалатора и поплелась к платформе. Людей в метро толпилось много, все куда-то спешили, толкались. Кто-то задел ее плечом и раздраженно ругнулся:
– Эй, девушка! Уснула, что ли? Так и под поезд попасть недолго! Ты бы отошла подальше, если раздумала ехать, чтобы другим не мешать!
Двери поезда закрылись, и он стрелой исчез в тоннеле, а Сашка осталась стоять, глядя в чернеющий зев подземки. Не замечая ничего вокруг.
Она ведь знала, что когда-нибудь это случится – их детство закончится. Что однажды они вырастут и забудут всё то нелепое и странное, что между ними было. Да и было ли? Слова почти истерлись из памяти, как и прикосновения. Она всегда понимала и хотела, чтобы у Игната все сложилось правильно. Чище, лучше, счастливее, чем у нее, вот как сегодня: Пух и хорошая девочка рядом. Сашка не рассмотрела ее лица, да и неважно. Но заметила руки, обнимающие плечи парня, и неясную счастливую улыбку. Кажется, он тоже улыбался в ответ.
Вдруг стало страшно: неужели ей не почудилось, и в синем взгляде Пуха появилось равнодушие? Неужели он отвернулся первым? Хотя чему удивляться, после всего, что о ней говорили, и чего Сашка сама стоила в своих глазах, странно, что Пух вообще ее заметил.
Так
Вчера у Игната был выпускной. Она видела в окно, как он нарядный, в костюме, вслед за родителями садился в машину – милая, благополучная семья, хоть рисуй картину маслом в пример другим. А сегодня вот едет куда-то с компанией, с девушкой, которая тоже его достойна, и расстояние между ними стало еще больше.
Звуки исчезли, словно колпаком стеклянным накрыло. Сашка вошла в вагон, упала на сидение и закрыла глаза. Прижала прохладный лоб к поручню, схватилась руками, никого не замечая вокруг. Двери закрылись, поезд сорвался с места и вошел в тоннель. В приоткрытое окно ворвался ветер и окатил плечи девчонки холодом, словно погнал прочь – быстрее, еще быстрее. Возвращая в мир, похожий на стены ее неуютной квартиры, обклеенные старыми, выцветшими обоями. Мир, знающий ее настоящую.
Игнат бежал – люди не расступались, мешали, - но все равно опоздал на короткое мгновение, которое отрезало его от Сашки. Мгновение, что снова разделило их. Долго стоял, глядя вслед поезду, встречая в груди шевельнувшуюся знакомым чувством тоску. Нет, не прошло, и вряд ли пройдет, зря надеялся. Да у Сашки была своя жизнь и ему не нашлось в ней места, но забыть ее не получалось, никак не получалось. И пусть глаза видели, что выбирает другого, а злость и ревность гнали в спортзал и заставляли сбивать кулаки в кровь, сердце все равно оставалось верным себе, а уши отказывались слышать. Когда-нибудь все изменится. Должно измениться. Или он чертов безнадежный дурак.
Вот и Веронику не оценил, Рыжий с Шибуевым его не поняли. Да, он не слепой и давно замечал внимание девушки. Да, они все молоды и никаких обязательств. «Пора начинать жить на полную катушку, Савин, ты же наш чел! Нахрена мы на даче тусим? Она же на тебя запала, не будь дураком! Ну, не она так другая. Эй, кто из нас собрался делать карьеру рок-звезды? Ты или мы? Имидж твой хлеб, парень, запомни, наравне с талантом!» Да, пора. Но по большому и малому счету ему было плевать на Маршавину и других. Сам не понял, как кинулся за Алькой.
Вернувшись в дом, Сашка не стала включать свет. Разулась, захлопнула дверь, да так и легла, свернувшись калачиком, уткнувшись пустым взглядом в выцветший ковер на стене. Душа болела или сердце – не разобрать. Возможно, и то и другое? Все обросло коркой, но что-то внутри этой корки жило, хотело жить. И чувствовать. И может… любить? Облегчение могли принести слезы, но их не было. Не получалось себя жалеть.
В дверь позвонили. Майка? Но даже если она – пошла к черту! Сашка не могла никого видеть, сейчас она ломалась, крошилась заживо на кусочки, как старая мозаика от удара, и ей требовалось время, чтобы себя собрать. Так и пролежала до полночи, не сомкнув глаз, твердя себе одно слово: «Забыть». А ночью села за стол, включила настольную лампу, взяла бумагу и карандаш, и рисовала до рассвета. Долго, бесцельно, все равно что. Сюжет не угадывался, а мысли исчезли, давая трещинкам на душе затянуться. И только когда увидела руки и паутину оплетшую тело, поняла, что рисовала себя.
Они увиделись на следующий день у кинотеатра и на этот раз не разошлись. В знакомой и шумной компании Игната не оказалось, зато в одной из девчонок Сашка узнала свою бывшую одноклассницу и по мрачным взглядам, брошенным в нее Маршавиной, безошибочно догадалась, кто вчера обнимал Пуха. Догадалась и не удивилась.
Он появился позже, как всегда нарисовавшись у входа. Высокий, симпатичный парень, в джинсах и футболке, с гитарой за спиной. Дождался друзей, и Сашка не выдержала. Поглядывая на улицу, спросила у второй официантки, что суетилась за стойкой кафе: