На изломе
Шрифт:
– Милиция.
К нам уже бежали.
– Извините… – только сейчас я понял, какого гиганта завалил – обознался…
Я ослабил захват…
…
– Простите… можно ваше удостоверение?
Профессор, невысокий, в очках, при виде его у меня почему-то возникала упорная ассоциация со скворцом – переписал данные в перекидной календарь перед собой. Удостоверение я ему, конечно же, в руки не дал.
– Извините. Просто сейчас много всяких… пытаются водку, курево, наркотики передать… а то и освободить. А вы… не похожи на милиционера, извините.
– Извиняю.
– Вон… даже санитар наш обознался.
– Много кто обознавался.
– Понятно.
– Да. Главк МВД.
– И что от нас надо Москве?
– Не догадываетесь?
– Простите, нет.
– У вас много подследственных сидит? – спросил я, меняя тему.
– Да, достаточно, – со вздохом признался доктор, – уже девать некуда. Сейчас все на невменяемость косят.
– Простите, вы не представились.
– Извините. Главный врач, Даниил Розен.
– Профессор Розен?
– Увы, нет. Только кандидат.
– Значит, экспертизу по Ксении Щекун вы подписывали?
И по тому, как метнулись глаза профессора, я понял – виновен. Однозначно – виновен.
Мы ведь опера. Волки. Кормят нас ноги, а живы мы только благодаря оперскому чутью – не будь его, давно бы похоронили нас под троекратный залп. И оперское чутье – это то, что помогает нам раскрывать преступления. Ведь раскрывает не следователь, следователь по факту только оформляет. А мы.
В какой-то момент, когда ты расследуешь преступление, ты понимаешь – вот кто виновен. И дальше уже – вопрос улик. Конечно, это далеко не всегда получается именно так… по большинству преступлений и раскрывать то ничего не надо – вот труп, вот орудие преступления, вот похмельный преступник – следователю только допросить да обвиниловку составить, всего-то. Есть преступления, которые раскрываются экспертными методами, тут тоже многое от следователя зависит, правильно экспертизы назначить – это тоже искусство, понимать, какую именно назначить и какие вопросы эксперту поставить. Есть преступления, которые раскрываются случайно – проговорился преступник, задержали его случайно или случайно его кто-то видел. На такие преступления – а их минимум 95 процентов – особо и мастеров то не надо, нудная, тупая работа.
Но есть неочевидные случаи – не меньше трети из них, кстати, так и остаются нераскрытыми, так что у преступника хорошие шансы, надо сказать – и при таких неочевидных случаях – нужны мастера своего дела, с хорошим чутьем. Таких не готовят в милицейских учебках – в учебке готовят кадры для 95 процентов преступлений. Для оставшихся пяти – кадры готовят сами опера, кропотливо отбирая учеников и передавая им свой опыт – как им в свое время передали. Меня готовил Герасимов. И подготовил. Поэтому, я точно знаю – лжет профессор. И боится. Что-то намудрил он в заключении.
– Мне надо увидеть Ксению Щекун. И прямо сейчас.
– Но вы не можете…
– Могу. Доктор, я даже могу вызвать сюда «Альфу», в течение шести часов она будет здесь. Вам это надо?
Вообще-то «Альфа» подчинялась теперь российскому КГБ и никакого права вызывать сюда «Альфу» я не имел. Но репутация у группы была зловещей, быль и небылицы передавались из уст в уста и припугнуть профессора, промышляющего карательной психиатрией – было не лишним.
…
– Ксения?
Я присел на койку в палате. Палата была на двоих, но Ксения была в ней одна. Она тупо смотрела в зарешеченное окно и ничего не говорила.
У меня не было ее фотографии – и только сейчас я увидел, какой красивой она была. Даже тупое выражение лица и потухшие
– Ксения… можно я возьму твою руку?
Она никак не прореагировала… я сделал то, что сказал. Медбрат дернулся, но не прореагировал. Может, потому что репутацию в этом отстойнике человеческих душ – я уже заработал.
Следы от уколов. Сказать, колют ее здесь или это с тех времен – невозможно.
Я опустил взгляд ниже… на ней был халат. Заметил следы уколов на ногах, поднял взгляд на медбрата. Тот не выдержал, сделал шаг назад.
– Что, крест-накрест? Думаешь, на суде поймут?
– Мне-то что? – буркнул медбрат. Доктора прописывают, их судите. Нашли виноватого…
– Осудим. Не переживай, осудим. Не заметил, что времена сейчас другие стали? Демократия… Головой думай, дуболом. Ты ведь крайним будешь – сечешь?
Ксению пытали. Подробности я знал от правозащитников, с которыми приходилось сталкиваться – речь шла о подкожных инъекциях серы. Фашисты применяли инъекции серы в качестве пыток, затем – фашистские методы переняла советская психиатрия. Инъекции серы делали в ноги, в самых тяжелых случаях – крест на крест, то есть в ноги и под лопатки. После даже одной инъекции серы – температура поднимается до сорока, начинается бред, человек не может ходить, падает – и все это продолжается несколько дней. Никакого лечебного эффекта эти уколы не оказывают, это просто издевательство. Хотя официально это разрешено, и даже рекомендуется при лечении наркомании. Психиатрия – это одна из тех сфер советского общества, где до сих пор нет ни раскаяния, ни покаяния.
– Ксения. Ты хочешь домой?
Она посмотрела на меня.
– Домой…
Она вдруг дико заорала – так что даже я, много чего повидав до этого – отшатнулся
…
– И чего вы добились?! – раздраженно сказал Розен. – У пациентки снова обострение.
– Сера, доктор?!
– А в чем дело?
– Да ни в чем. На себе пробовали? Каков эффект?
– Это рекомендованная процедура для пациентов с заболеванием наркоманией.
– Где ее карта, доктор? Я ее забираю.
– Не имеете права.
– Имею. И ее я тоже заберу.
– Она осуждена к принудительному лечению. Есть приговор суда.
– Заместитель генерального прокурора СССР принес протест по этому делу, приговор будет пересматриваться. Верховным судом – в Москве, а не в Киеве. Пока что мы этапируем ее. Вы уверены в том, что написали в своем заключении?
– Конечно!
– А мне кажется, вы его подмахнули, не читая, доктор. Иначе бы не спихнули в одно заключение шизофрению и белую горячку. В курсе, кстати, что Прокуратурой Союза проводится работа по расследованию нарушений законности при процессах, обусловленных политическими причинами?
– Вы бред какой-то говорите.
– Бред – это по вашей части, доктор. Этот телефон на межгород работает?
– Да…
– Пока готовьте пациентку. Я сейчас позвоню в Киев. Необходимые документы перешлют по фототелеграфу…
…
А дальше – произошло то, за что я себя никогда не прощу.
Я не имел права спать в одной палате с пациенткой – хотя должен был встать там с пистолетом и не пускать никого. Вместо этого – я позвонил в Киев, нашел Дамира, попросил организовать бумаги и выслать фототелеграфом на адрес УВД Днепропетровска. Счел, что достаточно перепугал доктора, и он не осмелится. А ночью раздались крики.