На качелях XX века
Шрифт:
Профессор Норриш [376] — член Королевского общества, очень известный физикохимик — предложил нам на следующий день после завтрака показать окрестности Кембриджа. Мы согласились. Отлично выспались, поели, за нами заехал Колли, а затем мы прихватили Норриша. Сначала посетили дом Ньютона. Мы вошли в этот нетопленый двухэтажный маленький белый домик. Заглянули внутрь, увидели в самом низу двери комнаты Ньютона два разной величины выреза — для кошки и для котенка. В саду — знаменитая яблоня и ее потомство. Я положил в карман яблоко из-под этой яблони в надежде вырастить в Москве потомство ньютоновой яблони из семечек. Хотя яблоко это я и привез в Москву, но семечек так и не посадил. Вероятно, это надо было сделать математику или физику. Дальше поехали в какое-то пивное заведение,
376
Норриш Роналд Джордж Рейфорд (1897–1978) — английский физикохимик. Лауреат Нобелевской премии (1967, совместно с М. Эйгеном и Дж. Портером) за исследования сверхбыстрых химических реакций.
Следующий наш выезд из Кембриджа был большой компанией в шекспировские места на Эвоне. Сначала мы посетили дом, где родился Шекспир, — обычное провинциальное двухэтажное строение. Приходилось довольствоваться сознанием того, что на этом полу маленький Шекспир учился ходить и далеко пошел! У нас были в кармане билеты в шекспировский театр на «Гамлета», и мы отправились в близлежащий на Звоне городок, где знаменитый артист Оливье Лоуренс, поддерживая шекспировский театр, сам выступал в роли Лаэрта. Узенькие темные аллеи создавали рамку театра. Вошли, приготовились внимать. Колли с нами не было, да и голос его был бы здесь неуместен, слишком громогласен. Английский язык, сознаюсь, несколько мешал нам даже в тех местах, которые мы помнили наизусть. Он был безукоризненно английским! Я мечтал о том, чтобы он был несколько более шотландским. Тем не менее, впечатление осталось цельным и сильным. С этим впечатлением мы и вернулись в «королевину» комнату.
Утром мы должны были уехать в Лондон, так как в этот же вечер нам предстояло отправиться с «ночным шотландцем» в Эдинбург. С большой благодарностью мы попрощались с лордом и леди Эдриан и выразили твердую надежду скоро увидеться в Москве. Выехали с Колли на машине. Мы ждали, насколько я помню, в одном из помещений вокзала, а Колли уехал устроить какие-то наши дела в связи с отъездом. Незадолго до отхода «ночного шотландца» явился Колли, усадил нас в поезд на наши места и пожелал всего наилучшего. Можно было устраиваться спать. Утром уже Шотландия, на остановке в Эдинбурге нас должны встретить. И действительно, на вокзале нас встретил плотный немолодой джентльмен, представившийся лордом Дугласом. Весь довольно длинный путь он много болтал, рассказывая о шотландцах и Шотландии.
Эдинбург — странный город! Главная улица столицы застроена только с одной — северной — стороны. Противоположная сторона зеленая, там иногда за зеленью проглядывают дворцовые строения.
На обед мы приглашены в Королевское общество. До назначенного часа мы гуляли по городу. Затем нас отвезли в здание Королевского общества и представили президенту, который нас любезно приветствовал и пригласил к столу.
Мое место было рядом с президентом. Нину Владимировну посадили неподалеку, с каким-то кавалером в клетчатой юбке повыше колен (определяя по-современному, эта была мини-юбка). За толстым чулком у него был заткнут здоровенный кинжал. В остальном одежда его была обычной. Обед начался с тоста. Встал президент и, насколько я понимал, поднял тост за русскую науку и ее приехавшего к ним представителя. Я попросил слова, предварительно узнав, что кто-то сможет мой тост перевести. Все шло хорошо, и тут я допустил колоссальную оплошность. Я сказал так: «Все это дает мне право провозгласить тост за великую английскую науку и окружающих меня здесь ее представителей». Я тут же понял по запинанию переводчика и по гробовому молчанию слушателей, что что-то «отмочил», и сразу понял, что именно. А поэтому продолжал: «Мне, вероятно, правильнее было бы сказать за великобританскую науку и окружающих меня здесь ее крупнейших представителей. Ведь мы по-русски часто вместо „великобританский“ говорим „английский“, включая в это понятие всех жителей острова, так же как мы не говорим великобританский язык, а говорим английский язык, и это не вызывает упреков в неправильности. Итак, за великобританскую науку». Здесь послышались голоса одобрения. Инцидент был исчерпан.
В дальнейших моих встречах и разговорах я твердо помнил, что я не в Англии, а в Шотландии, и промахов, подобных описанному, уже не делал. Президент,
А. заехал за нами, и мы отправились с ним к дому Марии Стюарт. Дом этот вряд ли заслуживает названия дворца. Дворец ее был на противоположной незастроенной стороне главной улицы, а это было просто обиталище, довольно скромное. Здесь же нам были показаны главные комнаты, связанные с именем Марии. Ее спальня, гардеробная, столовая, маленькая комната, где был убит ее любовник и т. д. Вся обстановка соответствовала эпохе. Затем мы познакомились с университетом. Он не производил грандиозного впечатления, но научная работа отдела органической химии мне понравилась. Синтез и исследование азуленов были мне близки. В общем, уехали мы из университета уже вечером. Поблагодарили А. и расстались до завтрашнего утра. Он должен был сопровождать нас в усадьбу Вальтера Скотта.
Утром поехали на юг. Дорога шла среди холмов, покрытых травой и вереском, с видневшимися кое-где на них отарами овец. В общем, бёрнсовские пейзажи. Ехать пришлось достаточно далеко. Наконец подъехали к усадьбе: ворота, забор, сквозь деревянную решетку виден дом необычной архитектуры и никого внутри. Начинаем названивать. Через некоторое время появляется женщина, видимо прислуга, и спрашивает нас, кто такие и зачем. Наш спутник все разъясняет. Женщина идет в дом и выводит хозяйку, которая снова выслушивает нашего А. Принося какие-то извинения по поводу неподготовленности усадьбы, эта женщина — потомок Вальтера Скотта — ведет нас внутрь дома, показывая комнаты и реликвии, объясняя их. Нам все это было не так интересно, как было бы литературоведу, но все же стоило посмотреть.
На следующий день нас с Ниной Владимировной разъединили. Я, согласно ранее намеченному плану, отправился на северо-восток в горы и к морю, а Нина Владимировна в сопровождении ее соседа на обеде (в мини-юбке) — в шотландские семьи, занятые производством сувениров в виде фигурок маленьких шотландцев. Я во время поездки увидел шотландские скалы и суровое море. Вернувшись, я увидел, что Нина Владимировна очень довольна своей поездкой и знакомством с шотландцами.
На следующий день мы нанесли прощальные визиты и сели в «ночного шотландца». Приехав в Лондон, я решил, что нужно отдать дань и Оксфорду, и повидать Уотерса. Мы отправились и доехали быстро и без приключений. Сам Оксфорд менее впечатляет, чем естественнонаучный Кембридж. Уотерс встретил нас радостно и вкратце показал Оксфорд. В Англии принято по достижении профессором 65 лет увольнять его в отставку. Его преемником не может быть представитель его школы, иными словами, его ученик. По-моему, это жестоко, но англичане считают, что это целесообразно.
После Оксфорда мы съездили в Кембридж, поблагодарили лорда и леди Эдриан за гостеприимство и подтвердили, что будем ждать ответного визита.
Я забыл описать еще одну характерную картину в Кембридже. На второй или третий день нашего пребывания там лорд Эдриан объявил, что у него назначен прием по поводу нашего приезда и что нам с Ниной Владимировной надлежит встать в дверях квартиры и приветствовать всех входящих, пожимая им руки, и отвечать «How do you do». Все это было исполнено.
Строительство и расширение площади институтов Академии наук
Академия наук СССР была переведена из Ленинграда в Москву в 1934 г. В сущности, перевод касался Президиума Академии и связанных с ним органов управления и хозяйств и немногих институтов, таких, как Институт неорганической химии и Институт органической химии. Большая часть ленинградских институтов, подобных Физико-техническому, Ботаническому, Зоологическому, Пушкинскому Дому, осталась в Ленинграде. Лишь Институт химической физики, бывший в эвакуации в Казани, реэвакуировался не в Ленинград, а в Москву. Для него Н.Н. Семенов сумел получить здание Музея народов СССР, к которому затем производилась пристройка дополнительных жилых и лабораторных зданий. Когда (еще при В.Л. Комарове) в состав Академии наук СССР была влита Коммунистическая академия, то ее здание по Волхонке, 14 отошло к Академии наук СССР.