На Калиновом мосту
Шрифт:
Но однажды после ужина, записывая в тетрадь дневные расходы, она вдруг ясно осознала, что живет не своей жизнью. И в эту же минуту она почувствовала, что жить без любви невозможно. И как будто рельсы, по которым ехал паровозик их семейной жизни резко закончились. Маша вспомнила, что хотела стать актрисой, сниматься в кино, ходить по красным дорожкам кинофестивалей. И главное, хотела любить, как в кино и книжках: восторженно и трагично, неистово и безрассудно, парить от счастья и страдать от боли.
Она закрыла свой бухгалтерский журнал, прошла в ванную, включила воду посильнее,
* * *
Утром она не пошла в институт, а свернула в свой любимый сквер около Смоленки. Без каменных набережных река текла свободно и естественно. Старые ивы опускали в воду длинные ветки. Здесь Маша чувствовала себя как дома в деревне. Там за поселком тоже лениво текла река, чуть дальше за лесом, впадая в Онежское озеро.
Иван сидел на скамейке, вытянув ноги, и с мечтательной улыбкой наслаждался ярким весенним солнцем. Маше он понравился еще издалека. Если бы ее спросили «чем» – она бы не нашла что ответить. Но если бы он не заговорил первым, то она бы сделала это сама. Ей не пришлось искать повод для этого: Иван ее опередил.
– Мне показалось, что если вы пройдете мимо, то произойдет что-то непоправимое.
Маша не стала ничего отвечать, но остановилась, дожидаясь продолжения фразы. Она надеялась, что если он сумеет найти нужные слова, то вся ее жизнь изменится. Иван встал. С наслаждением почувствовал запах ее рыжих, разогретых солнцем волос, и показал рукой в том направлении, откуда она пришла.
– Когда вы появились из-за того поворота, я заметил как изменилось ваше лицо. Оно засияло. Вы то улыбались, то прятали улыбку, но с этого мгновения вы уже знали, что идете именно ко мне. И знали, что наконец-то нашли кого искали.
Маша оглянулась и посмотрела куда он показывал. На мгновение она закрыла глаза. Почему-то ей хотелось сказать: «Да, все именно так». Но она сделала усилие и ответила по-другому:
– Не слишком ли вы самоуверенны? – спросила она. – Посмотрите внимательно, – Маша всегда старалась объяснить все четко и понятно, даже когда этого не требовалось, – я вышла из-под тени деревьев липовой аллеи на яркое солнце, поэтому лицо, как вы сказали, «засияло». А потом я никак не могла привыкнуть к яркому солнечному свету и от этого улыбалась. Но вы всего этого видеть не могли: отсюда далеко. К тому же вы смотрели себе под ноги, греясь на солнце как мартовский кот. И пока я шла, думали, как со мной познакомиться, – Маша сделала паузу, повернулась к Ивану, посмотрела снизу вверх ему в глаза и неожиданно добавила: – А непоправимым было бы то, если вы бы так и не решились.
За эти несколько секунд она решила, что этот молодой человек, мгновение назад абсолютно незнакомый, ей послан судьбой после бессонной вчерашней ночи. И потерять его она не имеет права.
На мгновение у нее мелькнула мысль: «Маша, ты хорошо подумала?» Но тут же она сама себе и ответила: «Думают пусть те, кому это положено, а я женщина – я не думаю, я чувствую. И сейчас я чувствую, что делаю все правильно».
Они немного погуляли. Оба чувствовали себя неловко и больше молчали. Так бывает, когда чувства и мысли ушли гораздо дальше сделанных дел. Маша собирала выскочившие повсюду из зеленой травы желтые одуванчики и плела из них весенний венок.
– У меня есть предложение, – сказал Иван, когда они дошли до конца аллеи. – Есть один способ узнать друг друга чуть быстрее.
– Надеюсь, вы не предложите заняться сексом вон в той беседке, – Маша остановилась. – Даже предложение выпить водки выглядело бы более оригинально.
– Нет, конечно. Но нам придется поехать за город. Вы согласны?
«Я бы, может быть, и на беседку согласилась и на водку», – пронеслось у Маши в голове неожиданная веселая мысль.
– Если вы обещаете к вечеру вернуть меня в целости и сохранности, то я не против, – без ложного жеманства ответила Маша и водрузила венок молодому человеку на голову.
– Я, конечно, постараюсь, – пожал плечами Иван, – но обещать не могу. Мы же хотим узнать лучше друг друга, а для этого придется чуть выйти из привычной реальности.
Через полчаса они вышли из такси у маленького синего деревянного домика на краю леса. Иван постучал. Дверь резко распахнулась и из нее вывалился крупный мужчина. От него прилично попахивало перегаром, и Мария подумала, что пить ей сегодня все-таки придется. Но мужчина, не приглашая их в дом, спрыгнул с крыльца и быстро пошел куда-то в сторону.
– Только не как в прошлый раз, – видимо продолжая какой-то разговор, крикнул он на ходу. – А то я тебя больше не допущу…
Иван взял Марию за руку и пошел за ним. Они дошли до железного вагончика, раскрашенного красно-белыми полосами. Мужчина открыл дверь, на минуту скрылся в нем и вышел с двумя брезентовыми сумками.
– Вот, возьмите, – он протянул Ивану эти сумки и, почти не обращая внимания на Марию, обратился к нему: – Ваня, очень прошу, только без хулиганства.
Иван взял сумки и, приложив свободную руку к груди, ответил:
– Дядя Петь, ты же меня знаешь. Все как учили: строго по уставу.
– Знаю, поэтому и предупреждаю, – потом повернулся и быстро пошел обратно к домику, будто там его ждало что-то важное. – Только самолет будешь, если что, сам отмывать.
Когда они остались одни, Маша удивленно посмотрела на Ивана.
– Он о чем говорил? О каком самолете?
– Вон о том, – Иван показал на маленький зеленый самолет у леса и пошел к нему. – Вот, Маша, спортивная гордость советского авиапрома – Як-52. На нем столько рекордов поставлено, столько чемпионатов выиграно, один из них, кстати, выиграл именно этот дядя Петя, – продолжил он уже у самолета. – А сколько на нем пилотов выучили, не посчитаешь.
– Значит надо его на пьедестал, что он здесь гниет? – спросила Мария, разглядывая зеленый самолетик с большим винтом. Он был похож на те, что она видела по телевизору в фильмах о войне. И на боку у него чуть облезшей красной краской была сделана надпись «За Родину», на крыльях нарисованы большие пятиконечные звезды.
– Рано ему на пьедестал. Еще полетает, – ответил Иван и протянул ей одну из сумок. – Вот… надевай.
– Это что? – растерялась Мария.
– Это парашют, а мы сейчас на этом самолете полетим смотреть на мир и друг на друга.