На Кавказе меня встречал Лермонтов
Шрифт:
Элиза побежала на веранду. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Джек без сознания. Врач обнаружил, что он давно уже в глубоком обмороке. На полу нашли два пустых флакона с этикетками: морфий и атропин, а на ночном столике – блокнот, исписанный цифрами: вычисление смертельной дозы яда.
Врачи делали все возможное, чтобы вывести организм из интоксикации, но Джек пришел в себя лишь однажды и снова потерял сознание.
Около семи вечера 22 ноября, Джек Лондон умер. Ночью его кремировали, а прах отвезли обратно на Ранчо Красоты в Лунной Долине – участок земли в сто тридцать акров.
Ровно сорок лет жизни
15. 06. 2016 г.
Губин – свеча, зажженная в мире
Я пастух, лук, краюха хлеба.
Молоко в сумках коров.
Всё мечтал подоить Небо
За сосцы дальних миров.
Андрей Губин
Эти строки я взял эпиграфом, потому что, на мой взгляд, они наиболее точно отражают душу и сущность Писателя Мира, казака, пастуха и Мастера слова Андрея Терентьевича Губина. Подоить Небо – ему удалось, потому что он стал избранником Неба и, понимая свою миссию, нёс её до конца.
Объять целиком его талант, тем более рассказать в небольшой статье о всех сторонах творческой составляющей писателя невозможно. Сегодня мне хочется поговорить только о поэтической грани нашего земляка.
На мой взгляд, стихи Губина очень разные, есть немного наивные, когда это на бытовом уровне. Вот стихотворение, посвящённое сыну Андрею, не претендующее на высокий стиль.
Сыну
Милый сын мой, одуванчик!
Быстро годы пролетели,
Ты еще небесный мальчик,
Но уже с железом в теле.
Станешь ты атлетом позже,
За весной приходит лето…
Дай-то мира тебе, Боже,
Стих возьми мой амулетом.
Впереди – пустыня, битва
С человеческим вараном,
Да хранит тебя молитва,
Приложи ее ты к ранам.
Я вложил в нее желанье,
Не достигнутое мною,
Станет это упованье
Небом, парусом, весною…
Стихи трогательны и своеобразны. Не хочется гармонию поверять алгеброй, но что имел в виду поэт, говоря: «…битва/ С человеческим вараном»?
Возможно,
И другие же его стихи для неискушённого читателя наверняка покажутся сверхсложными, «навороченными», «космическими», но такова особенность творчества нашего земляка, язык которого не спутаешь с другими.
Его романы стали золотым наследием советской, русской литературы ХХ века, об этом уже написано в воспоминаниях, статьях его жены – Маргариты Губиной-Кузнецовой, в других исследованиях, а вот о поэтическом даре Губина, о его стихах сказано не так много, хотя он считал себя прежде всего поэтом, а уж потом прозаиком.
Есть предположение, что писатель, начиная писать «Молоко волчицы», стоял перед дилеммой: писать свой труд в стихах или в прозе. Поначалу он просто делал некие поэтически рифмованные наброски о быте казаков, о кизиловых балках, синих и белых горах…
Однако уже в «Левом колесе» романа он, словно определившись с формой, говорит: «А тут то баня, то охота, /то писк бездарных доброхотов – /Несли толпой благую весть: / Роман в стихах в России есть!/ Отбоя нет от добрых писем: /Роман в стихах давно написан! /Я отпустил крылатого коня, /Быков прозаика в арбе кнутом гоня» (курсив и выделения А. Губина и автора эссе – А. Г.).
И эти стихотворные «заготовки», как жемчужины, вплетаются курсивом в текст романа. Размещены они не в столбец, а построчно, но в них легко угадывается рифма и стихотворный ритм. Это не «белые» стихи, поскольку «белые» не имеют рифмы. И не верлибр. Писатель, словно экономит площадь для повествования, представляя это, как лирическую прозу. Маленькое лукавство, которое читатель с удовольствием принимает. На самом деле, это и некий кульминационный момент, переход от повествования к поэтическому обобщению. В курсивных строчках собрана квинтэссенция поэтической составляющей отдельных его глав и всего романа.
А вот казачьи песни, по признанию автора, напетые матерью Марией Васильевной Губиной, урождённой Тристан, названной им поэтически «свечой, зажженной в мире», приведены обычным способом, каким печатаются стихотворные строчки в книгах. Здесь он не экономит.
В романе чувствуется трепетное отношение, и любовь к матери через это определение. Мне кажется, писатель и сам подпадает под такую категорию: «Свеча, зажженная в мире», но уже в другой ипостаси: красной нитью в его романах «Молоко волчицы», «Траншея» проходит идея защиты мира от Нейтронного меча. В это понятие он вкладывал предупреждение о гигантском скоплении современного вооружения – от «простых» ракет тактического назначения, до атомных ракет, бомб. В том числе и с сатанинской нейтронной начинкой, наносящей минимальные разрушения инфраструктуре городов, но убивающей всё живое.
Он зажёг свечу предостережения, свечу памяти по миллионам погибших до настоящего времени, чтобы не совершилось еще более страшной катастрофы вселенского масштаба.
Огромное наследие писателя из романов, сценариев, пьес также ждёт своего часа. Только совсем недавно отыскались архивы Андрея Терентьевича. Они переданы в краевую Лермонтовскую библиотеку и сейчас идёт исследовательская работа по их систематизации, подготовке к публикации романов и других художественных произведений, как в целом и всего наследия гениального земляка.