На корабле утро
Шрифт:
Шесть добавочных обойм к своему табельному ТШ-К Комлев распихал по карманам сразу же при получении.
«Да что же это за „Стрекоза“ такая? – гадал Комлев. – Где она?»
Его воображение рисовало трех-, а то и четырехвинтовой транспортный вертолет неведомой, но совершенно секретной породы, только вчера вышедший из цехов Воронежского авиазавода.
Вот он рвет винтами тучи… Вот, слегка кренясь на элегантном вираже, выходит ровно в центр пустующей палубы… Вот выпускает двенадцать тележек шасси и величаво
Людей на палубе, под правым свесом ходового мостика, прибыло.
Появился Чичин с пакетом очищенных семечек. Дипломат Крамер в сопровождении вестовых, волокущих две профессиональные видеокамеры. Сам Крамер тянул за собой тележку, на которой стоял кофр, чье содержимое, и в этом Комлев не сомневался, стоило не одну сотню тысяч терро. Серьезные люди – военные дипломаты. Денег не жалеют, тем более что они государственные… Слегка прихрамывая, явился и Зуев, единственный из всех – в теплой дохе и местной «трапперской» мохнатой шапке. Волохаев, небрежно помахивая укороченным армейским автоматом АСУ-8, оживленно спорил с Базеевым – у того автомат был на плече.
Комлев прислушался. Как он и думал, те обсуждали сравнительные достоинства ракеток для пинг-понга, а потом принялись костерить судью Анненкова, по совместительству – кока адмиральской трапезной…
Внезапно заголосил корабельный ревун. В мегафонах громкой связи зазвучал грозный голос командира корабля Желтоглазова.
– Слушать на палубе! Всем службам очистить летную зону «С»! Готовность к раскрытию створа – двадцатисекундная!
Комлев тревожно огляделся: а вдруг он как раз и находится в этой самой зоне «С»?
Но судя по спокойствию его опытных коллег, все было в порядке.
Под палубой заурчали сервоприводы. Вдоль бортов задребезжали разболтанные штормами леерные стойки.
«Готовятся к посадке вертолета?.. Но где же он?»
Вдруг всю центральную часть палубы от надстройки до носовых катапульт располосовала сетка хирургически точных надрезов.
Новорожденные прямоугольники пришли в сложное согласованное движение. Палуба вспучивалась, собиралась в гармошку, расходилась в стороны.
Из разверзшегося глубокого провала поднялись и раскрылись как лепестки цветка чудные щиты металлически-ртутного цвета. И наконец, показалась сама «Стрекоза», установленная на не внушающий доверия, с виду чересчур хрупкий стартовый мост.
То, что это и есть загадочная «Стрекоза», Комлев понял, только когда прочел надпись на борту этого престранного летательного аппарата.
Стометровое диво, явившееся из недр «Урала», было великовато для флуггера, но, на вкус Комлева, явно недотягивало до звездолета.
«Разъездная яхта класса „Земля—Марс“? А на кой ляд она нужна?»
«Стрекоза» имела отчетливо выраженные аэродинамические формы. При этом ее носовые и кормовые плоскости несли отпечаток не только инженерного, но и, так сказать, эстетического, не имеющего отношения к прагматике полета, дизайна. Больше всего «Стрекоза» походила на яхты с глянцевых разворотов журнала, который лежал в чемоданчике у Комлева. Она была словно спрыснута той бессмысленно-роскошной росой, что придает зазывный блеск флуггерам суперинженеров, суперактеров и народных певиц.
«Да оно и понятно… Пантелеев ведь говорил – денег угрохали… Интересно, что там внутри – платиновый штурвал и сапфировые стекла в иллюминаторах?»
Пилотская кабина корабля тоже кичилась авторским дизайном. Выразительные носовые наплывы с развитым круговым остеклением и впрямь сообщали яхте сходство с пучеглазым насекомым.
«А не слишком ли это уязвимое место?» – с тревогой подумал Комлев. Но, присмотревшись, он обнаружил сдвинутый на «затылок» «Стрекозы» массивный броневой капюшон. Вероятно, в походном положении ему полагалось переместиться вперед, служа одновременно и защитой пилотам, и носовым обтекателем при движении в стратосфере.
Комлев видел «Стрекозу» впервые и, конечно, сполна воздал яхте за ее экзотическую красоту. А вот его коллеги по «Периэксону», судя по всему, уже имели счастье не только видеть яхту, но и летать на ней. На их реакции, впрочем, это сказалось самым неожиданным образом.
– Ах ты моя кошечка! Нюрочка моя! – ворковал Чичин, умиленно скалясь.
– Не могу насмотреться, так классно все сделано… Умеют же красиво, когда хотят! – захлебываясь восторгом, вещал Лопухов.
– Да! Да! Всю жизнь мечтал о собственной яхте. Вот о такой, именно о такой! – ликовал Волохаев.
– Сразу видно, русские люди летят!
– Эх… Прокатимся с ветерком!
Как выяснилось чуть позже, эти преувеличенные восторги были связаны с преждевременным выбросом адреналина.
Они сдали багаж бортпроводнику и проследовали к трапу, который бесшумно выехал из палубы «Урала» и арочным мостиком перекинулся через лепестки «ртутных» экранов-газоотбойников прямо к овалу пассажирского шлюза.
Первым пошел Поведнов. За ним – остальные.
Внутри было душно и жарко. Вдобавок там было намного теснее, чем обещал роскошный экстерьер яхты.
Вместо ожидаемых кубриков и гостеприимной кают-компании, Комлев увидел перед собой пассажирский салон с креслами по два в ряд с каждой стороны прохода – как в маленьком пассажирском флуггере на линии внутренних перевозок. Ровно на таком он во время последнего отпуска летал порыбачить из Софрино в Астрахань, осетриную столицу РД. То, что внутренняя отделка салона была выполнена из натурального дерева, а по полу бежал мягкий шелковый ковер ручной работы, изменить общего впечатления уже не могло.