На короткой волне
Шрифт:
— Ну вот…— полушутя-полусердито сказал майор. — Разве это порядок?
Через несколько дней из центра нам сообщили, что наши бомбардировщики совершили налет на линию обороны у города Б. Операция прошла успешно.
— Что скажешь? — спросил майор, перечитывая радиограмму. — Не зря сидим мы здесь, товарищ радист!
Очень тяжелыми становились длинные осенние ночи. Я уже несколько раз просила майора взять меня с собой на задание, но он только отмахивался.
— Сиди, отвечай за свое дело и не лезь куда не следует.
Партизаны принесли мне письмо. Оно было написано на украинском языке. «Дорогая товаришка Ася! — писала неизвестная Катерина. — Я такая же советская девушка, как и ты! Только тебе посчастливилось попасть к партизанам, а я работаю у бауэра. Мне очень тяжело. Он бьет меня, а кормит плохо. Я чуть хожу. Мне хочется повидаться с тобой, но в лес идти я боюсь. Теперь буду знать, что я не одна здесь советская девушка. Я буду ждать от тебя письма. А в другой раз напишу побольше. Твоя товаришка Катерина».
Может быть, у меня черствое сердце, но это письмо не тронуло меня. И когда на другой день партизаны, собираясь в деревню, спросили, буду ли я писать ответ, я сказала:
— Если она такая же советская девушка, пусть идет к нам, в лес, а не работает на немца.
— Ты неправа, Ася, — возразил майор. — Напиши ей что-нибудь. Жалко девчонку.
А я не понимала, как это можно работать на бауэра, когда знаешь, что в лесу действует партизанский отряд.
Случайно, убирая постели, я нашла под подушкой майора выпавший из блокнота листок. Это было письмо домой. «Здравствуйте, дорогие мама и папа! Привет Верочке, Николаю и Андрею…» Я чуть не заплакала. Оказывается, и ему невмоготу! Писать домой, в далекое Щучье Озеро!.. Как будто можно положить письмо в конверт, наклеить марку и опустить в почтовый ящик!.. Смешно… Я и то не пишу таких писем…
Трудно девушке одной жить среди мужчин. Вместе с ними спать на земле, не раздеваясь, а в холод — даже не снимая пальто и платка. Вместе с ними напряженно пережидать дни в бункере, а в редкие вечера, завесив одеялом угол землянки, помыться чудесной горячей водой, принесенной и согретой их заботливыми руками. Нужно быть со всеми ровной, ласковой. А если среди них появится один, к которому потянет со всей силой большого чувства, надо заставить свое сердце замолчать. Сделать это трудно, но нужно. Пусть ты быстрее мужчин устаешь, мерзнешь, падаешь на крутых спусках и подъемах — они простят тебе физическую слабость. Но сердце твое должно быть твердым, ты дороже им вот такой, «ничьей». В тебе так много бесценных мелочей, оставленных дома каждым из них и кажущихся просто невероятными здесь, в лесной глуши: ленточки в косичках, пестрое платье, туфельки. И песенки твои немудреные, которые ты поешь здесь, в этом опостылевшем бункере, им дороже столичных ансамблей…
Но как хотелось иногда выбраться из бункера, из лесной темноты, и хоть раз, единственный раз среди белого дня пройти по селу не оглядываясь, лечь спать, не думая о револьвере!
10
День за днем размеренно катилась жизнь. Короче становились дни, холоднее вечера. Пришлось отказаться от свежей родниковой воды — ходить за ней было все опаснее. В углу бункера выкопали глубокую яму, нечто вроде колодца. Там всегда стояла вода. Партизаны заготовили продукты на зиму и теперь реже ходили на выпады в село. Рудеку Шуберту удалось связаться с военнопленными из лагеря. Вместе с майором и группой партизан он подготовил план побега. Но…
«…29 октября Рудольф Шуберт и Ян Тихий, направляясь с новыми данными в указанное нами место в городе Устронь, попали на засаду и были убиты. Семьи их расстреляны…» — передала я в центр.
Партизаны решили отомстить за смерть товарищей. Особенно после того, как стало известно, что Ян Тихий, замученный, умер в гестапо. Он был ранен в живот, и немцы поливали его рану раствором соли в уксусе. Крики его слышали жители села около суток.
Через несколько дней после гибели коммунистов партизаны убили коменданта города Устронь.
Начались массовые аресты, ежедневные облавы. За партизан, скрывающихся в лесах, расстреливали местное население. А однажды утром гитлеровцы согнали в сарай девять семейств с окраины Бренны и сожгли…
В эти дни многие поляки из Устрони, Бренны и окрестных сел ушли в партизанские отряды.
В нашем бункере создалась напряженная обстановка. Молодые партизаны настаивали на активных действиях против немцев. Юзеф урезонивал их:
— Мы ведь не просто так сидим, у нас тоже командование есть. Самовольничать не имеем права. Когда прикажут, тогда и будем действовать. А сейчас мы не имеем права против немца выступать.
Василий тоже приставал к майору:
— Давайте что-нибудь организуем, товарищ майор, что-нибудь такое!.. Нас ведь вон сколько человек!
— Не забывай, Василий, — отвечал майор, — не забывай, зачем ты здесь. Разведчик обязан вести себя в тылу как можно незаметнее, как можно тише. Узнать. Запомнить. Вовремя сообщить. Работа, как видишь, совсем не героическая, ну, а насколько важная — объяснять незачем. Нас всего четыре человека — Ася в счет нейдет, ее бы сберечь только, она для нас важнее всех, — дорог каждый разведчик.
Василий ответил майору, что «понял», а сам потихоньку упрекнул партизан:
— Ну и командование у вас! Немцы под носом, а вы приказа ждете!..
Чувствовалось, что между партизанами возникли разногласия. Юзеф косился на наших разведчиков. Он уже не пытался командовать и распоряжаться, как делал это несколько месяцев назад.
Чем-то обеспокоенные, немцы усилили патрулирование дорог. Партизанам пришлось затаиться.
Дождливыми смутными вечерами мы лежали или сидели в бункере. В нашей жизни, где на нескольких метрах землянки все было переговорено, пересказано, где с нетерпением ждали наступления темноты и плохой погоды, большую радость приносила песня. Чаще и громче обычного пели «Гураля». В этой песне бедного, придавленного нуждой крестьянина-горца жила извечная народная тоска о родной земле, о лучшей доле. Долгим-долгим тревожным криком звучал призыв: «Гуралю, врацай до галь!..»
В такие минуты я особенно сильно чувствовала, как беспредельно, со всем пылом души люблю свою землю. Да, да, землю — метровый слой черной, жирной рязанской земли на краю оврага. Я так ясно представляла себе эту землю, что даже шевелила пальцами, как бы разминая ее…
Собирается на задание группа — Людвик, Зайонц и другие. Разбирают железнодорожный путь и пускают под откос состав. Железная дорога на участке Краков — Тешин не работала десять часов. А через день нам пришлось срочно переходить в другой бункер, заготовленный заранее на всякий случай: немцы вновь устроили облаву. Но нас успели вовремя предупредить — полиция вернулась в село ни с чем.