На Красном дворе
Шрифт:
— Заметил ты, как Варяжко выслуживается перед ляхами… пьет за их здоровье…
— Пусть его выслуживается, — процедил сквозь зубы Вышата, — пока Изяслав не придет в себя… а он скоро опомнится!
— Конечно! — отвечал как бы нехотя Чудин. — Дело клонится к тому, что скоро мы не будем знать, кто княжит у нас на Руси — Болеслав или Изяслав?.. Всеслав бежал, а на его место беда принесла ляхов.
Наступило минутное молчание.
— Да, навел ляхов, — продолжал, помолчав, Чудин, — на свою голову… Жрут наш хлеб, насилуют женщин, Бог весть чем еще кончится
Вышата разозлился.
— И зачем это князь держит при себе этих ляхов? — воскликнул он. — К чему он пьет с ними и охотится?.. Гнать бы их прочь… Ведь мы прежде обходились без ляхов и теперь можем жить без них.
— Еще бы не жить! — поддакивал Чудин. — Как прогнать их… Он не смеет: ляхи посадили его на отцовский стол.
Они опять замолкли. Чудин исподлобья посматривал на Вышату, как бы желая убедиться, какое впечатление произвели его слова, но Вышата молчал. Видно было, что каждый думал про себя и скрывал свои мысли. Но Чудину хотелось прощупать своего спутника.
— Впрочем, не ахти как трудно избавиться от ляхов, — пробурчал он под нос, — русских много, ляхов мало…
— Не драться же нам с ними.
— Драться!.. Гм! Все может быть…
Вышата бросил на Чудина недоверчивый взгляд.
— Сами-то не уйдут, — отвечал он, — им привольно у нас, а Изяслав не прогонит… не посмеет…
Боярин улыбнулся и, наклонившись к уху Вышаты, таинственно сказал:
— Князь давно прогнал бы их ко всем чертям, да только он не хочет накликать беды на свою голову. Отпусти он ляхов, так Всеслав коршуном набросится на Русь, а пока ляхи здесь — боится.
— Коли так, то нечего делать… либо брататься с ляхами, либо…
Чудин сычом посмотрел на Вышату.
— Есть средство, — сказал он. — Убирать их по одному, так, чтобы и родная матушка не могла отыскать костей!
Вышата отпустил поводья лошади, свободно шедшей по узкой лесной тропинке, и молча разгладил усы и бороду.
— Этаким путем мы ничего не достигнем! — заговорил он. — Пока этот королек будет сидеть у нас, — он показал рукою в направлении Красного двора, — до тех пор мы не успокоимся. Одних уберем, ему пришлют других.
Лицо боярина Чудина в оспинах, поросшее волосами, просияло. Он улыбнулся во весь рот, растянув его до ушей, потом громко рассмеялся. Эхо подхватило его голос и разнесло по Дебрям.
— Ты говоришь словами Изяслава, — заметил он. — Сегодня после пира, когда Варяжко уже успокоился и Болеслав уехал домой, князь мигнул мне, чтобы я подошел к нему. «Скверное дело, — сказал он. — Болеслав расположил к себе сердце киевлян! Пока он будет сидеть на Красном дворе…» Князь не кончил, но я угадал его думу.
Чудин как бы умышленно поджигал Вышату.
— Да, ты прав! — воскликнул последний. — Довольно нам дружиться с ляхами!..
Его губы сжались, и две глубокие складки образовались над носом. Он стиснул кулак и, грозно махая им в воздухе, произнес:
— Я скоренько бы справился с ними!..
Боярин широко улыбнулся, бросил взгляд вокруг, как бы желая убедиться, не подслушивает ли их кто, нагнулся к Вышате и вполголоса сказал:
— Князь Изяслав так же думает… Он сам мне сказал: «Слушай, Чудин, если Вышата не свернет головы корольку, который ухаживает за нашими девушками, так уже, видно, никто не свернет…»
— Откуда князь-то знает, что ляхи сидят у меня вот здесь? — спросил Вышата, помолчав и показывая на затылок.
Чудин искоса посмотрел на Вышату.
— Как откуда?.. Ты имеешь право, — потом неохотно прибавил: — И возможность… Король и вся его дружина у тебя под боком… Ты можешь воспользоваться случаем… Князь все это знает.
Разговор опять оборвался. Оба ехали молча по лесной тропинке. Было прекрасное тихое утро. Солнце только начало всходить, пронизывая золотистыми лучами лесную чащу и отражаясь бриллиантовым блеском в каплях утренней росы, повисшей на листьях деревьев. Это была тишина просыпавшегося дня: до их слуха доносились крики летящих лебедей, гусей и уток, они прерывались пением и чириканием мелких лесных пташек. Время от времени громко стучал дятел, слышался голос черного дрозда, пробудившегося от ярких лучей солнца, а издалека, из гущи высоких лип Крещатой долины, со стороны Кловского ущелья, доносились соловьиные трели, рассыпавшиеся в Дебрях. В тростниковых зарослях болот не переставая квакали лягушки.
Всадники вслушивались в это шумно пробуждавшееся утро, продолжая свой путь по тропинке, ведшей коротким путем к Берестову. Фыркали их лошади, вдыхавшие утренний свежий воздух.
Каждый думал свою думу, оба хранили глубокое молчание. Они уже подъезжали к горе, из-за которой виднелся угол Соколиного Рога, как вдруг Чудин нарушил молчание:
— Однако соловьи славно приветствуют Добрыню с добрым утром…
По-видимому, боярин хотел снова завязать разговор с какою-то особенною целью.
При имени Добрыни Вышата быстро обернулся.
— Добрыню!.. — повторил он и невольно взглянул в сторону Клова. — Разве он еще там?.. Ведь говорили, он ушел в Псков.
— Да где же ему быть?.. Ходил в Псков, да едва унес оттуда свои ноги… Там не любят шутить… Князь Глеб приказал своим отрокам казнить всех колдунов… Наш старик и сбежал.
— Давно он вернулся?
— Нет, зимою, пока Всеслав княжил в Киеве… О, это умная башка! — прибавил боярин. — Знает, что случится с каждым… Добрыня же предсказал Всеславу, что тот недолго будет княжить в Киеве… и угадал.
Они доехали до поворота небольшой тропинки, ведущей направо.
Чудин вдруг остановился.
— Знаешь, — молвил он Вышате, — что мне в голову запало?
— А что? Молви, боярин.
— Эта тропинка ведет к Добрыне… Не мешало бы заехать… Спросим старика, пусть скажет нам всю правду… Он должен знать, менять ли нам князя еще раз? — Он ехидно улыбнулся и лукаво взглянул на товарища.
Вышата тоже принужденно улыбнулся, но видно было, что он не против предложения боярина.
— Эх-ма, боярин! — отвечал он с напускною веселостью. — Видно, очень захотелось знать, что тебя ожидает завтра… Но ведь с колдуном не легко справиться.