На край света
Шрифт:
Кивиль вскочила, закрыв лицо руками. Ужас пережитой бури вновь охватил ее.
— Черная вода вокруг!
Дежнев снова усадил Кивиль на нашесть коча.
— Забудь ее, бурю. Пошумела и стихла… А вы все шли?
— Много дней и ночей. Федя хотел увидеть землю. А я не думала о земле. Морской Тойон смиловался. Федя был со мной. Я смотрела на него. Ведь с больного места не сходит рука, а с любимого — глаз. Я была счастлива.
Казаки и промышленные люди слушали Кивиль с серьезными лицами.
— Утренняя заря осветила землю. Горы стояли, как зубцы на гребне. Одна гора, что была выше облаков, курилась [130] .
— Курилась?
— Так
— Как река-то зовется, доченька? — спросил Дежнев.
— Уйкоаль [131] . Так зовут ее ительмены [132] .
130
Ключевская сопка — высочайший действующий вулкан Камчатки. Высота 4745 метров.
131
Уйкоаль — камчадальское название реки Камчатка.
132
Ительменами называют себя камчадалы.
— Как же прозвание той землицы?
— Федя звал ее: Кам-чат-ка.
— Камчатка? — переспросил Василий Бугор, слушавший Кивиль с напряженным вниманием.
— Сказывай, милая, сказывай, — успокоительно приговаривал Дежнев.
— Я надела на Федю куяк и железную шапку. Мы сошли на берег. Гора, что выше облаков, была близко. Из нее шел дым и огонь.
— Что же на ней горело? Лес? — допытывался Василий Бугор.
— Там не было леса. Только — снег. Ительмены говорят: там покойники топят свои юрты. Они варят там китов.
— Где же они китов ловят, громом их разрази?! — удивился Сидорка.
— Ительмены сказывают, — тихо проговорила Кивиль, — они ловят их в подземном море.
— Ладно, — вмешался Дежнев, — пусть их себе ловят. А ты, доченька, про Федю сказывай.
— Федя был светел, как месяц, — снова оживилась Кивиль. — Куяк и железная шапка его блестели. К нам подошли ительмены. Я испугалась. Страшные. Щеки, губы толстые. От них пахло рыбой, как от гагар. Они подняли копья. Вдруг гром загремел под землей. Земля закачалась, словно коч.
Артемий Солдат переспросил:
— Что закачалось?
— Земля, — тихо ответила Кивиль.
— А ты… не врешь?
Поглощенная воспоминаниями, Кивиль не слыхала вопроса. Закрыв глаза, она закинула голову. Величественная и грозная картина извержения Ключевской сопки ярко осветилась в ее сознании [133] .
— Река вышла из берегов и снова ушла. Шапка Шаман-горы загорелась. Огонь реками потек вниз. Ительмены выронили копья и пали перед Федей. Они назвали его Тыжил-Кухту. Меня назвали Сидуку [134] . Федя сведал после: Тыжил-Кухту — их бог.
133
Извержения Ключевской сопки происходят и поныне через каждые 7–8 лет.
134
Тыжил-Кухту — божество
— Вот бы тебе, Артюшка, богом сделаться хоть у наших анаулов! Небось, не оплошал бы, — засмеялся Павел Кокоулин, хлопнув по спине Артемия Солдата.
— Слушай, рыбий глаз! — свирепо прикрикнул Сидорка.
— За бога, стало быть, Федю сочли, — улыбнулся Дежнев.
— В лесу, когда Федя убил Улуу-Тойона и победил Курсуя, — сказала Кивиль, — я тоже думала, что он — сам Юрюнг-Айыы-Тойон. Федя тогда смеялся надо мной… Ительмены целовали ему ноги, и мне — тоже. Они дали нам мясо, ягоды, меха.
— А гора? — спросил Василий Бугор.
— Она горела дни и ночи. По ней текли огненные реки. Она гремела и трещала. Огненные шары летели вверх. Вдруг из нее вылетела черная туча, закрывшая солнце. Когда тучу унесло, огонь погас и гора смолкла.
— Наверно, покойники сварили китов и принялись обедать, — не удержался от шутки Кокоулин.
Сидорка замахал руками, и тишина снова восстановилась.
— Федя захотел плыть к горе.
— Неужто пошел?
— Он взял с собой двоих ительменов: Голгоча — у него на голове была смешная копна чужих волос [135] , и Тавача. Тавач никогда не чесал кос. Он смотрел на меня, выпучив глаза, как рак. Рот у него был до ушей.
135
Некоторые камчадалы носили большие растрепанные парики.
— То-то красавцы!
— Мы плыли по реке Уйкоаль. Дошли до речки Никулы. Там Федя поставил избы. Речку Никулу прозвали Федотовщиной.
— Анкудинов не бунтовал? — спросил Дежнев.
— Этот дьявол только тем был человеком, что ел. Он прикинулся верным Феде. Но у него были верны лишь следы на снегу. Он обижал ительменов за Фединой спиной, и они гневались.
— Грабил, наверно, громом его разрази!
— А Федю ительмены любили, и Вятчанина, и Шабакова, и Месина. Весной Федя велел чинить коч. Он захотел обойти Камчатку.
— Вишь ты, неугомонный!
— Анкудинова-то взял он с собой? — снова спросил Дежнев.
— Не взял, — ответила Кивиль. — Он оставил с ним Олимпиева, Назарова, Федорова.
— Не дюже добро сделал, — неодобрительно заметил Дежнев.
— Мы поплыли по реке в море. Было так хорошо! Ительмены везде нас встречали. Они давали нам мясо и рыбу. Мы плыли по морю.
Путаясь и останавливаясь, чтобы собраться с мыслями, Кивиль рассказала Дежневу о плавании Попова вокруг Камчатки.
Коч подстерегали рифы и потайники, зеленые подводные камни, но Попов шел вперед, отходя в опасных местах дальше в море. Высаживаясь на скалистые берега, путешественники видели черных медведей, лакомившихся ягодами.
Попову посчастливилось удачно пройти пролив между Курильской Лопаткой, южной оконечностью Камчатки, и гористым островом Шумшу. Едва коч обошел Лопатку, как «вздохнул Батюшко» — начался прилив. Вода с огромной скоростью хлынула через пролив из Тихого океана в Охотское море, образуя гибельные сувои — водовороты, способные потопить и большее судно, чем коч Попова.
Охотским морем (Кивиль называла его Пенжинским) Попов пошел к северу вдоль западного побережья Камчатки. Найдя судоходную реку Тигиль, Попов вошел в нее и поднялся до устья ее притока Ешхлина. Там, недалеко от корякских поселений, он пристал к берегу.