На край света
Шрифт:
В общем, Мелани попросила меня часа два посидеть вместо нее в приемной, а сама помчалась на поиски разгневанного супруга. В это время и приехал Себастьян, а шеф Мелани, как нарочно, задержался на какой-то выставке в силу непредвиденных обстоятельств.
Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь о том, что вместо кофе я подала Себастьяну чай, ибо кофе найти не смогла, назвала его не Адамсом, а Адамсоном и, самое ужасное, когда забирала у него чашку, случайно наступила ему на ногу, оставив на его идеально вычищенных дорогих туфлях тусклый пыльный
Потеряв терпение, он прочел мне убийственную лекцию о том, сколь важно знать свое дело, назвал контору базарной лавкой, а британцев недотепами и стремительно вылетел вон. Мелани, не без труда убедив Остина, что он у нее один-единственный, вернулась на работу, я тотчас уехала по своим делам, а она объяснила вернувшемуся Себастьяну, как все случилось. Он, хоть и возмутился ее поступком, прислал мне в знак извинения букет цветов и тем же вечером пригласил на ужин.
Я чуть было не ответила вежливым отказом, но тут вдруг ясно вспомнила завиток, выбивавшийся из его безупречной прически, — единственный признак того, что этот строгий лощеный американец тоже обыкновенный человек. Завиток-то, как ни забавно, и сыграл решающую роль. А вечером, сидя в «Клариджезе», Себастьян Адамс раскрылся передо мной с неожиданной стороны и покорил галантностью и умением вести беседу. Два года спустя я согласилась выйти за него замуж.
Увлеченная воспоминаниями (отнюдь не поисками выхода), я теряю счет времени. Возвращаюсь в действительность лишь тогда, когда кто-то, громко пыхтя, тяжело садится рядом со мной.
— Ух! А я уж подумала: не стряслось ли с ней чего?! — отдуваясь ворчит Мелани. — На вот, перекуси. — Она протягивает мне одноразовый стаканчик с кофе, надежно закрытый крышкой, и коробку с бутербродом.
— Откуда ты узнала, что я здесь? — удивленно спрашиваю я. — И что ничего не ела во время ланча?
Мелани снисходительно смеется.
— В чем в чем, дорогая моя, а в этом ты очень предсказуема. Если тебя нет ни на работе, ни дома, тем более если ты выключаешь телефон, значит, ты торчишь на этой скамейке в твоем любимом сквере.
— Я не приходила сюда целых два месяца, — возражаю я. — И потом запросто могла оказаться не на этой скамейке, а в каком угодно другом месте.
— Однако не оказалась, — многозначительно поводя бровью, замечает Мелани.
— Значит, это ты звонила?
— Значит, я.
Я открываю коробку, достаю бутерброд и откусываю кусок. Это она верно угадала: я с самого утра, если не считать ту конфету с карамелькой, крошки в рот не брала.
— Если бы ты явилась сюда часа на полтора раньше, то меня бы здесь не было.
— Тогда ты была бы у себя в конторе. Я, как обычно, не стала бы тебе мешать и подождала бы тебя внизу в компании с пирожным и молочным коктейлем.
На первом этаже в том здании, где я снимаю офисное помещение, расположено премилое кафе с огромным выбором кондитерских вкусностей. Иногда мне кажется, что Мелани так часто наведывается ко мне в агентство отнюдь не из-за меня, а из-за возможности попробовать очередное бисквитно-кремовое чудо. Полакомиться она всегда не прочь. На ее фигуре это никак не сказывается, хоть и худенькой она в жизни не была и всегда могла похвастать полной грудью и отнюдь не мальчишескими бедрами. Лично я предпочитаю быть более легкой и подвижной, да и Себастьян любит миниатюрных женщин. Остин же гордится округлостями Мелани.
— А вот и нет, — говорю я. — В конторе меня бы не было. Сегодня я ездила в гости.
— В гости? — изумленно переспрашивает Мелани, открывая для меня стаканчик с кофе. Она такая со школьных времен: ее хлебом не корми, дай побыть чьей-нибудь заботливой мамочкой. — Посреди дня?
Рассказываю ей о визите к брату. Мелани сначала морщится, выражая недоверие к Саре, которую видела единственный раз в жизни. Потом недоуменно кривит рот, потом озадаченно трет висок.
— Ваш Бобби — и счастлив возиться с детьми? — задумчиво произносит она. — Даже представить себе не могу…
— Да, слишком это необычно, — говорю я, глядя на зелень деревьев перед собой. Дождь закончился и снова выглядывает солнце. Влажные листья празднично поблескивают. — Я все раздумываю, надолго ли это?
— Что? — не понимает Мелани. — Их любовь? Безоблачное счастье? Пей, а то совсем остынет, — добавляет она, всовывая мне в руку стаканчик.
— Любовь, счастье, доверие и, самое главное, этот восторг Бобби от новой, очень уж семейной жизни. — Делаю небольшой глоток кофе.
— Не знаю. — Мелани пожимает плечами. — Думаешь, такого не бывает?
— Лично я с подобным не сталкивалась. Мне кажется, если уж человек, скажем, по натуре лентяй, тогда как бы он ни старался быть работящим, рано или поздно махнет на все рукой и продолжит бездельничать.
— По-твоему, Бобби позабавится, позабавится с детишками и опять ударится в разгул? — недоверчиво спрашивает Мелани.
— Не дай бог! — со вздохом произношу я. — Но ведь не зря говорят: горбатого могила исправит…
— А если он и правда только прикидывался горбатым, потому что без этой Сары ему было ужасно одиноко и неуютно? — спрашивает Мелани исполненным надежды голосом, будто речь о ее брате, которого у нее никогда не было. — Что, если только с ней он смог распрямить спину и больше всем сердцем не желает сгибаться?
Медленно киваю и мечтательно протягиваю:
— Как было бы хорошо.
Мелани ободряюще похлопывает меня по плечу.
— Будем надеяться на лучшее. А время покажет.
— Да.
— Ты мне лучше про себя расскажи, — произносит она таким тоном, что мне начинает казаться, будто я попала в западню.
— Что? — спрашиваю я, не глядя на подругу и прикидываясь, что я ничего не понимаю.
— Как это что? — мягко, но настойчиво говорит Мелани. — Ты в последнее время сама не своя. Работаешь как ненормальная, вечерами сидишь дома, в Нью-Йорк больше не ездишь, скрытничаешь, отмалчиваешься… Вы что, поругались с Себастьяном?