На краю бездны
Шрифт:
– Тендер-пять?
– Оно…
Тендер-пять [34] , револьвер под патрон четыреста десятого калибра, был гладкоствольным, а потому криминалистическая экспертиза не могла установить причастность того или иного ствола к тому или иному убийству. В джунглях он был очень удобен – компактен, в отличие от ружья, и позволял защититься от змей, если зарядить патронами с мелкой дробью. Для таких вот криминальных дел существовал патрон с тремя большими свинцовыми дробинами-пулями, оставляющими чудовищные раны.
34
Был и в нашем мире, но серийно не выпускался.
Марианна открыла дверь – и отпрянула. Зрелище было омерзительное, хотя она повидала многое. Слишком многое.
– Выстрел в голову, почти в упор, – прокомментировал Рохас, – мелкая дробь.
Уже собирались мухи…
– Ты заметил, выстрел не в лицо, а сбоку?
– Да… как будто он хотел покончить с собой.
– Или сидел в машине, но в другой. Револьвер нашли?
– Нет…
– Может, мальчишка решил, не пропадать добру?
– Нет. Машина была закрыта.
– Как же он увидел труп?
– Протирал стекла, разглядел.
– Понятно. Пусть убирают его отсюда. Надо делать вскрытие…
Рохас отдал распоряжение полицейским, и те стали открывать машину со стороны пассажира, чтобы переложить тело El Buho в мешок для перевозки трупов.
– Мы теряем инициативу… – устало проронила Марианна. Когда пошевелили труп – вонь стала сильнее, от этого разболелась голова.
– У нас ее никогда и не было.
– Когда-то была. Но мы ее потеряли. Кому ты докладывал про El Buho?
– Никому. Да я и не знал многого…
– Ну… кличку-то ты знал.
– И более ничего.
Без помощи Рохаса она не могла обойтись. У Рохаса, единственного из сальвадорцев, был список агентов и ее телефон, никаких подробностей работы агентов он и на самом деле не знал. В его задачу было сообщать Марианне всякий раз, когда один из агентов мелькнет в дневной сводке происшествий.
– Мне нужно выпить кофе…
Кофейня – это только так называлось, на самом деле здесь основным напитком был матэ, травяной настой, отлично утоляющий жажду и снимающий усталость. Но в кофейне можно было выпить и кофе, благо она только открылась, и кофе должен быть свежим…
Она устало плюхнулась на стул, Виктор ушел заказывать кофе. Первым подозреваемым был он сам, хотя Рохас был одним из немногих сальвадорцев, который имел степень допуска ФБР. Семейство Рохасов, довольно богатых землевладельцев, пострадало от партизан, и вряд ли Виктор стал бы стучать им. Но есть еще и Альварадо. Альварадо… козырь, пятый туз в колоде, переворачивающий всю игру. Альварадо работал не с низовыми слоями, с боевиками и троцкистами – за ним стояла олигархия. Не только наркомафиози – богатые землевладельцы, промышленники, которые здесь остались. Землевладельцам нужно было, чтобы над ними не летали североамериканские самолеты с гербицидами, а им самим разрешали засаживать поля кокой. Промышленникам надо было, чтобы на месте разрозненной Южной Америки появилась конфедерация или даже федерация и закрыла рынки для чужих, прежде всего североамериканских, товаров. Многие еще помнили уровень жизни здесь до того, как североамериканцы начали экономическую экспансию, и идеи второй Реконкисты [35] находили отклик в самых разных сердцах.
35
Освободительной войны.
Что сделали североамериканцы, избавившись от витающего над страной призрака коммунизма и став ядерной державой? Идея проста. Во-первых – заставить южноамериканские страны открыть рынки. За счет искусственного ослабления доллара в семидесятые североамериканские товары стали дешевыми, настолько дешевыми, что они вытесняли с рынка местные товары. Вдобавок покупать североамериканское было престижно, этим ты как бы приобщался к среднему классу – а деньги имелись, ведь слабый доллар сделал ранее недоступное доступным. Подогреваемая дешевым кредитованием потребительская лихорадка продлилась около двух десятилетий, пока не стало понятно, что кредиты надо возвращать, а платить нечем. Заводов нет! Почему-то многие страны в последнее время забыли о том, что экономику нельзя мерить только денежными измерителями, имеют смысл и натуральные показатели, а именно – объем произведенного экономикой продукта в килограммах, штуках, метрах, литрах. Не все измеряется в деньгах, у людей должна быть работа, а у страны – безопасность. Чтобы погасить задолженности, правительства Южной Америки принялись печатать деньги, вызвав гиперинфляцию и обесценив собственную валюту. После этого было принято еще одно ошибочное решение – привязать собственную валюту к имеющемуся в стране запасу валюты североамериканской, непонятно как посчитанному. Но экономика тем самым лишилась денег – и их дали североамериканцы, за счет своей валюты, которую они печатали, скупивши все на корню. Как только предприятия переходили в руки североамериканцев, они моментально начинали работать, потому что североамериканцы давали оборотный капитал, сами, в свою очередь, пользуясь низкими издержками на производство, отсутствием экологических ограничений, дешевой рабочей силой. Они переносили сюда самые грязные и трудозатратные производства, забирая большую часть прибыли себе. Простые южноамериканские рабочие и крестьяне знать не знали про макроэкономику, они не знали про то, что теперь маятник шел обратным ходом и уже работу теряли североамериканцы. Они просто видели по телевизору, как живут в Северной Америке, и слушали агитаторов, которые говорили им, что североамериканцы жируют за их счет. В каком-то смысле так все и было. А потом те же агитаторы подсказали идею – возьми автомат и убей. Освободишь свою страну – а потом пойдешь войной на чужую. Все по Троцкому и Ленину…
А она и ее коллеги здесь просто пытались что-то с этим сделать…
Чашка кофе на блюдце опустилась перед ней с легким стуком, черная жидкость исходила ароматным парком.
– Спасибо, Виктор, я…
Человек из Лондона, тот самый, которого она вспоминала только сегодня ночью, стоял перед ней.
Самолет, на котором я летел из Буэнос-Айреса – кстати, какой то шутник назвал город «Хорошим воздухом», на деле же воняло премерзко, – был старым «Дугласом» ДС-6, четырехмоторным, компании «Эйр Сальвадор» – на «Пан Ам» билетов не было. Как эта рухлядь не развалилась в воздухе, удивляюсь сам, самолету было не меньше сорока лет. Но такие здесь были не редкостью, на перевозках внутри стран вообще работали «ДС-3» с современными двигателями, и это при том, что «ДС-3» был разработан в 1938-м, если мне не изменяет память…
Аэропорт был чистеньким, недавно отстроенным, намного большим по размерам, чем я ожидал – почти трансконтинентальный узел, заполненный лишь наполовину, если не меньше. Самолеты – по крайней мере, те, которые я видел на летном поле, – принадлежали либо «Эль-Сальвадор», самым новым из которых был «Боинг-717», либо «Пан Ам», крупнейшей авиакомпании мира, либо «Люфтганзе», – привычные германские «Юнкерсы». Уже одно это говорило о раскладе в этой части света – Священная Римская империя германской нации смотрела за океан. Рано или поздно это закончится недобрым.
В аэропорту я взял такси, назвал «Шератон» – знаменитый отель, прогремевший во всех мировых новостях в свое время и полностью отреставрированный после событий восемьдесят девятого года. Говорят – там одну стену специально сохранили как достопримечательность для туристов. Североамериканцы стали умнее – резидентура СРС больше в отелях не квартировала, сейчас они занимали новое, отдельно стоящее здание рядом с казармами специальной полиции.
Этот город был еще больше похож на Белфаст, но в чем-то даже страшнее. Не было следов взрывов – здесь почему-то взрывы не приживались, – зато то тут, то там на стенах следы от пуль, где наспех замазанные, где и вовсе все брошено как есть. В одном месте я увидел пробитую пулями витрину магазина – она была обклеена специальной пленкой, и пули не разбили ее, а только проделали несколько отверстий. Следы от пуль были и на машинах в окружающем потоке.
Полицейских – намного больше, чем в Буэнос-Айресе, больше даже, чем в Белфасте, и уж точно больше, чем в обычном, нормальном городе, где не идет гражданская война. Есть обычные полицейские автомобили, а есть бронетранспортеры, североамериканские М8, закрытые сплошным самодельным кузовом из брони, и даже бурские противоминные уродцы, которые за пределами бурской конфедерации вообще редко можно где встретить. На бурских машинах – не предусмотренные изготовителем спарки пулеметов калибра 30. Есть североамериканские «хаммеры», часто тоже с самодельным бронированием и со спарками пулеметов «браунинг М1917» – такими в тридцатые-сороковые оснащались стратегические бомбардировщики, и видимо, североамериканцы сбагрили сюда свои запасы по дешевке. Все эти машины окрашены в однотонный темно-голубой цвет и на них надпись «Dinoes» – динозавры. Потом я узнал, что это машины армейского антиповстанческого батальона с таким названием, который нес службу в столице, в полной готовности к уличным боям.