На краю бездны
Шрифт:
Сэр Джеффри Ровен, безусловно, знал все это и наверняка ненавидел мусульман, потому что не только принадлежал к Римской католической церкви, но и являлся ее священнослужителем. Они ему были нужны, но он их держал на коротком поводке, и даже умерев – обыграл.
Наконец-то похоронная процессия построилась – волынщики, нервно оглядывающиеся, вероятно, у кого-то из них проблемы с грин-картой, и они нервничают при виде любых сотрудников спецслужб, затем шестеро носильщиков с дорогим гробом. Затем мы, раненые, но не сдающиеся, я еще и под постоянным присмотром будущего доктора медицины. Потом несли венки – их было всего два, и шагал священник. Волынки гнусаво вывели первые ноты заунывной похоронной мелодии, и мы тронулись, провожая директора Британской секретной службы в последний путь.
– Тебе не понравится ответ, Дункан, –
– А ты его знаешь?
– Возможно. По крайней мере – я могу высказать свое мнение.
– Так выскажи.
– Выскажу. Этот человек мог дать детонаторы настоящие, чтобы произошла беда, которую ни один североамериканец никогда не забудет ни в каких поколениях после этого. Наверное, так даже было бы правильнее сделать или дать хотя бы один настоящий детонатор. Сейчас вы заметаете следы и можете это сделать, но если бы на территории САСШ произошел ядерный взрыв, этот мусор уже никак не получилось бы замести под ковер. Но сэр Джеффри не сделал это, потому что он был британцем. Нет, он не пожалел вас, в нем не было жалости ни на грамм, он приказал убить своего предшественника, он убил лучшего из Императоров, которые когда-либо правили в России, и его сына он тоже убил. Сэр Джеффри, да и британская разведка в целом, никогда не останавливался перед необходимостью убить, будь это один человек или целый народ. Но есть пределы, за которые они не рискнут шагнуть никогда, и ядерный взрыв в крупном городе Запада – как раз такой предел. Москву или Санкт-Петербург они взорвали бы, не задумываясь. Дело в том, Дункан, что эти люди принадлежат к некоей межнациональной элитной прослойке, о которой мы очень мало знаем. В этой прослойке господствуют англичане, английские аристократы, потому что первая в истории революция произошла в Великобритании, и британским аристократам на протяжении целого поколения приходилось жить в крайне враждебной среде, изобретая способы, как остаться в живых и взять под контроль обезумевшую страну. Они это сделали, потом к ним присоединились французы – те, кто выжил в бойне Великой французской революции и которые сейчас разбросаны по всему свету, потому что Франции больше нет. Есть там даже немцы, хотя германская контрразведка свирепо преследует всех, кто вступает в тайные атлантические сообщества, понимая всю опасность этого, всю опасность дружбы аристократов через Па-де-Кале. Эти люди почему-то считают себя и круг своих стран, стран, в которых они живут, – наследниками великой римской традиции, наследниками римской цивилизации – это несмотря на то, что титул Цезаря Рима принадлежит по праву Российскому Государю, и добыт он силой оружия. Все они ненавидят Россию, потому что считают нас неправильными, согласно их расчетам – мы варвары и просто не имеем права владеть тем, чем владеем. Нас они бы взорвали, не задумываясь, и ты это знаешь. САСШ – а зачем гадить в доме, где живешь? Тем более что и у вас в стране проживают те, кто принадлежит к касте тайных власти-телей мира. Сами себя они не взорвут.
Дункан покачал головой:
– Это была самая идиотская чушь, которую я слышал в жизни.
– Вот как? Бендер-Аббас – это чушь?
– Это террористы. Обычные исламские экстремисты. Да, это мразь, но не надо приплетать к этому нас. Чтобы ты знал, парень, у нас в армии просто за то, что ты назвал человека не по имени, званию или кличке, а по национальности, можно просто загреметь под трибунал. Никто здесь не пылает ненавистью к твоей стране.
– Пылает. Наверху другие правила, там все вещи называются своими именами, и кто какой национальности – все знают и помнят очень хорошо. А вот внизу – да. Почему-то в последнее время в странах Запада людей пытаются сделать этакими гражданами мира. Оторвать от корней. Чтобы вы чувствовали себя не американцами, а непонятно кем. Как ты думаешь – для чего имэто нужно?
– Чушь…
– Пришли, – сказала Марианна, – прекращайте болтать. Завтра договорите.
Завтра должны состояться похороны оперативного сотрудника АТОГ Мантино. Его похоронят на маленьком кладбище на самом севере САСШ, на границе с Канадой – и туда я тоже намеревался поехать.
Потом было все, как обычно. Гроб установили на специальные подставки, священник что-то начал читать про «злачные пажити». Мы молча стояли у гроба. Потом, когда молитва была закончена, гроб опустили в выкопанную в зеленом, аккуратно подстриженном газоне яму на специальных устройствах, которые вынут, перед тем как закапывать. Церемония похорон сильно отличалась от православной и была какой-то неживой и казенной.
Бросили в яму по горсти земли – эта традиция совпадала. Носильщики и волынщики ушли, а мы остались. Остались и два человека с лопатами – они будут ждать, пока мы уйдем.
С причудами нынче смерть. С причудами.
Я подошел к венкам, стоящим у соседнего надгробья, потому что ставить было некуда, едва не упал. Отстранил энсина, готового меня поддержать, поправил черные траурные ленты. Венки были дорогие, с настоящими, а не пластиковыми цветами.
Один венок был от меня. Второй – от Кахи Несторовича. Это была единственная форма мести в отношении человека, сделавшего для России столько зла, которую я позволил себе. Кахи Несторовича больше не было. Но дело его – живо.
– От кого это? – Марианна неслышно подошла и встала рядом. – Один от тебя, я вижу, а второй от кого?
Надписи на венках были на английском языке – на русском просто не смогли сделать.
– Да так… Был один хороший человек…
27 августа 2002 года
Российская империя, Междуречье
Восточнее города Аль-Кут
Я – русский…
Говорят, что судьба сильнее отдельных людей. Но не всегда. Есть люди, которые сами пишут свою судьбу. И не обязательно это русские, говорят, что тот, кто долго живет в России, поневоле становится русским, кем бы он ни был до этого.
Старый казачий бронетранспортер, сильно побитый пулями и осколками за последние дни – дни отступления, один из немногих, что еще остался на ходу, свернул с проложенной несколько дней назад утоптанной рокадной дороги, затрясся на ухабах. Еще несколько дней назад здесь были фермы – процветающие русские и арабские фермы, которым благодатный ил и вода Тигра дают возможность снимать по три урожая в год. Сейчас это было страшное, изрытое минами, иссеченное осколками, дышащее смертью место. Некогда ровные ряды плодовых деревьев были разломаны в щепу, и щепа эта, вперемешку с грязью, засыпала землю неровным, хрустким ковром. Оросительная система – трубы, проложенные в земле – была разбита попаданиями снарядов. Теперь это не было местом, где жили, растили урожай и детей, – было местом, где выживали. Не более того…
Вдалеке уверенно рокотал пулемет, короткими очередями пулеметчик сдерживал натиск фанатиков, наступающих от границы, от Керманшаха. Танков и бронемашин у них уже давно не было – пожгли с воздуха, но вот ненависти и неукротимой ярости было более чем достаточно.
Похоже, приехали…
Словно отвечая на мысли наказного атамана, слева застучал пулемет, по броне злобно хлестанули пули. Пулемет под прикрытием брони еще не страшен, но если врежут из РПГ, потом только отпевать останется.
Казак-водитель, дважды раненный за последние дни и усекший до печенки, что к чему, мгновенно включил заднюю, рванул машину назад…
– Отходи к городу, выполняй приказ! – крикнул ему атаман. В машине из-за опущенных бронешторок было темно, грохотал и ревел мотор, и что там, за броней, кто взял их на прицел – никто не знал.
– А…
Прежде чем водитель успел что-то сказать, атаман Серков, прижав рукой старенький «калашников», открыл бортовой люк и вывалился наружу из бронемашины…
Это были евреи…
Почему-то при слове «еврей» в сознании русского человека возникает этакий пузатый купчик в хорошем костюме, сшитом обязательно в ателье дяди Мойши, но из ткани новозеландских мериносов и с могендовидом [87] в перстне. Этот парень невоздержанно богат, сумеет продать снег эскимосам, ездит обязательно на машине римского производства и является купцом не менее, чем первой гильдии. Да, таких и в самом деле было немало.
Но тот, кто так думает, никогда не видел восточных евреев.
87
Могендовид– шестиконечная звезда, символ евреев.