На краю бездны
Шрифт:
– Папа-Медведь, я Небо-четыре, мы прямо над вами! Доложите, почему остановились? У вас проблемы?
Командир с раздражением взглянул на стрекочущий над головой вертолет – даже от звука ровно пыхтящего дизеля болела голова.
– Небо, у нас никаких проблем! За исключением того, что выстрелов осталось то ли четыре, то ли пять, патронов тоже почти не осталось, есть раненые и все оглохли на хрен. Никаких проблем нет! Прошу сообщить, есть ли в окрестностях противник.
– Папа-Медведь, противник бежит, сопротивление сломлено. Ближайшие – на час от вас, там Носорог разберется.
Командир посмотрел в сторону – там было проломлено ограждение и виднелись следы гусениц, как будто кто-то выехал из парка на чем-то гусеничном прямо на дорогу. Дальше по дороге, у ограждения стоял мертвый танк с откинутыми люками, он сильно выделялся на фоне брошенных, раздавленных, разграбленных автомобилей.
Парк шахидов…
– Небо, вопрос – а сами шахиды там имеются? Прием…
– Никак нет, Папа-Медведь, шахидов не наблюдаю. За парком шахидов – Площадь парадов, там до пятидесяти единиц бронетехники. Даже больше!
Командиру показалось, что он ослышался.
– Небо, не слышу тебя, повтори.
– Понял, повторяю – левее от тебя, примерно километр, Площадь парадов. Там больше пятидесяти единиц бронетехники, брошенной. Приказываю выдвигаться туда и проверить обстановку, а мы что-нибудь решим с боеприпасами и помощью для вас. Было бы неплохо, если бы вы расчистили там посадочную площадку, прием.
– Небо, понял тебя, выдвигаемся!
Парк шахидов, мать твою…
Командир оставил в покое рацию…
– Мишка!
– А?! – так же громко раздалось в наушнике.
У каждого на этой гаубице была система связи hands-free, раньше приходилось общаться через стандартное ТПУ [89] , притом что проводок был непрочным и иногда рвался. Или фишка выскакивала из гнезда. Связь каждого с каждым и опыт позволяли штурмовым саперам работать, как настоящей сыгранной футбольной команде, защищаясь и нанося мгновенные ответные удары [90] .
89
Танковое переговорное устройство.
90
Теперь сравните с Грозным 94-го. Бронеколонны вошли в город, видимость из-под брони – ноль. Потом с верхних этажей ударили сотни гранатометов и всю технику пожгли. Представьте, если бы вместо танков были вот такие штурмовые саперные гаубицы с четырьмя-пятью пулеметами на каждой…
– Ты жив там еще?
– Жив… только салюты в голове до сих пор бабахают!
Оно и понятно – всю ночь под броней, ревет дизель и бухает шестидюймовка. Командир как-то раз ради интереса проехался на учениях под броней, пострелял из гаубицы, понюхал пороховых газов – и решил, что ну его на хрен. Лучше уж в коробе, на свежем воздухе, под пулями.
– Сейчас отдохнем. Давай налево! Пролом видишь?
По броне защелкали пули, с колонны ответили два или три пулемета. Сейчас эти… после того, как сплошной фронт обороны рассыпался, будут действовать мелкими группами… не одну неделю вылавливать придется…
Но все равно – мы победили.
– Сейчас…
Открылся люк, в люке появился чумазый закопченный мехвод. Глянул туда, куда указывал рукой командир, и нырнул под броню обратно.
– Вижу…
– Давай туда, говорят, в километре – танки брошенные. Надо посмотреть…
Дизель под ногами забормотал на более высокой ноте, обдал клубами солярного дыма, неуклюжая бронемашина поползла вперед. Один из стрелков, что стоял у кормового пулемета, сделал условный знак рукой идущей за ними БМП – «Следовать за мной». Там дальше повторят по цепочке, рацией для этого пользоваться совсем не обязательно…
…Уральская техника, громыхая гусеницами и плюясь дымом, быстро донесла их до площади, кем-то тут уже был сделан пролом, и они просто протиснулись в него, чуть расширив. Следом ползли боевые машины пехоты…
Пресвятой Господь…
– Медведь, стоп.
Гаубица встала, отъехав от пролома, следом из пролома пошли боевые машины пехоты, они без команд разъезжались по площади, обеспечивая периметр. Стволы пулеметов и пушек развернулись в разные стороны, готовые встретить опасность.
Командир снова взялся за рацию.
– Папа-Медведь всем Медведям, доложить об опасности.
Привычно зазвучали доклады – опасности никто не наблюдал. Только крысы, но крысы не могли навредить стальным коробкам на гусеницах и вооруженным до зубов людям.
Площадь парадов превратилась в площадь крыс. Испуганные ревом моторов и грохотом траков по брусчатке, они бежали в Парк шахидов, во все стороны – в некоторых местах это напоминало шевелящийся серый ковер…
Крысы появляются там, где есть еда. Аллах свидетель, еды здесь было больше, чем предостаточно.
Все здесь было так, как в тот день. День Парада. Технику частично сумели завести, а частично нет – экипажи выводили ее из строя, когда все началось, а отремонтировать потом не смогли. На стволах пушек висели люди, точней, даже не люди, а скелеты в лохмотьях офицерской формы, потому что плоть объели крысы. Кости – то, что осталось от людей – были везде, на опаленных и иссеченных пулями главных трибунах, на брусчатке – везде. Никто даже не подумал хоронить погибших на этой площади, смерть как пришла сюда, так и поселилась здесь. Как будто сам нечистый развлекался здесь доступными ему способами.
Почти не пахло – все съедобное подчистую сожрали крысы. Крысиное пиршество.
Мне страшно никогда так не будет уже. Я – раненое сердце на рваной душе. Изломанная жизнь – бесконечный сюжет. Я так хочу забыть свою смерть в парандже…Это была не Площадь парадов. Теперь это была Площадь смерти…
Веселый, разухабистый и страшненький, если внимательно вслушаться, мотивчик песни не отставал, его гнали из головы, а он возвращался, вертелся на языке, лез в уши…