На краю Империи
Шрифт:
Айнур Мустафина была прекрасна, эмансипирована, своевольна и непосредственна. Ей было много позволено папенькой, и вхожие в его дом люди были в курсе этого.
Она вскинула блестящие черные глазки на новых знакомцев, решительно тряхнула головкой и потащила братьев в уголок гостиной разговаривать. По дороге она досадливо отмахнулась от худощавой дамы в национальном платье, которая попыталась к ним присоединиться. Усадив своих гостей на полукреслица, сама разложила юбки фиалкового цвета платья на диванчике и требовательно произнесла:
– Рассказывайте.
Братья даже немного растерялись:
– Что рассказывать, блистательная Айнур Раисовна?
Девушка досадливо поморщилась:
– Паша, Коля, я Айнур. А Айнур Раисовна я для вот этих, – она небрежно кивнула головой в сторону гостей, – рассказывайте, что знаете про Амур, и почему едете.
Наверно, надо было лучше подготовиться к поездке, потому что они на двоих смогли рассказать очень немного, только то, что успели узнать от Авдеева. Но девушка слушала про глухую тайгу, тунгусов, маньчжуров, огромную реку и медведей на каждом шагу с напряженным вниманием, чуть приоткрыв алые губки:
– Феноменально! Папеньке обязательно надо этим заняться. Я ему скажу, чтобы вложился, пока не поздно. Амур судоходный, говорите? Пароход нужно покупать. Товаров простых, для простой жизни. Посуда всякая, ткани дешевые, крупа, соль. Раз народ туда едет жить, такой товар понадобится. Это я знаю, понимаю. Что оттуда можно везти, кроме манчжурских и китайских товаров? Наверно, рыбу? Рыба – это хорошо. Соли надо много. Что еще есть?
– Наверно, меха, – робко проговорил Павел, несколько обескураженный напором энергичной красивой девушки. Обычно его знакомые красивые девушки энергию направляли не в вопросы коммерции.
– Феноменально! Меха! А какие?
Братья переглянулись и оба развели руками.
– Не знаете. Это плохо, это очень плохо. Меха разные бывают, и сбыт разный, и стоимость. Все надо знать досконально. И тогда все будет фе-но-ме-наль-но!
Девушка снова застыла в раздумьях, потом задумчиво продолжила.
– Буду серьезно говорить с папенькой. А вы будете нашими представителями на Амуре. Это я устрою, – потом спохватилась, – или у вас свой интерес коммерческий там имеется?
– Эээ, нет, нет интереса, – промямлили братья, переглядываясь и испытывая за что-то жгучий стыд.
– Ну, раз нет, значит, пожалуйте к нам завтра ввечеру. Я прикажу что-то наше национальное приготовить к ужину. Вкусно, я люблю! Вы хотите татарские блюда попробовать? Мы часто такое едим, когда по-простому, без разных манер. Думаю, я с папенькой к тому времени успею поговорить. Он согласится. Это будет феноменально!
Внезапно девушка вскочила и побежала в сторону бальной залы, весело крича:
– А пойдемте танцевать, господа!
Больше ни разу за весь вечер серьезных разговоров не было. Легкомысленная барышня Айнур веселилась, порхала по всему залу, фиалковое платье мелькало то там, то здесь. В ее бальной книжечке для братьев было оставлено только по одному танцу.
Авдеев, который с тревогой ожидал своих подопечных, сразу понял, что все же что-то произошло, когда Павел не сразу понял обращенный к нему вопрос. Взгляд молодого человека был туманным и мечтательным.
Николай чуть приобнял Федора Ильича за плечи:
– Не переживай, дядька Ильич. Это же Херувимчик! У него всегда что-то случается!
Павел как лег на кровать, забросив руки под голову и глядя в потолок, так и уснул. И снились ему неведомые дали, море рыбы, связки мехов и мохнатые медведи, выглядывающие из-за кустов с рычанием: «Феноменально!». А когда сон уже стал глубоким и непробудным, снились фиалковое платье и черные глазки из-под длинных ресниц.
***
Национальная кухня на ужине у купца Мустафина братьям понравилась: и ароматный бэлиш с тремя видами мяса, и нежные кыстыбый с начинкой из пшенной каши, и губадия с рисом, изюмом и красным творогом корт, и сладкий чак-чак к чаю со сливками.
После представления хозяину дома, которого на вчерашнем балу не было, перед приемом пищи мыли руки в розовой воде и вытирали вышитым полотенцем. Проходя ритуал, братья чувствовали на себе острый взгляд купца – цепкий, не пропускающий никаких промашек. Потому парни чувствовали себя немного скованно.
Потом хозяин произнес молитву «Бисмилла арра хман аррахим», во время которой братья сидели, скромно сложив руки, затем можно было приступать к трапезе.
Хозяин дома собственноручно принял из рук прислужницы большое блюдо с бэлишом, поставил его перед собой и острым ножом срезал верхнюю крышку пирога, символизирующую верх степной кибитки. Из-под приподнятой крышкой пыхнуло жарким ароматом, заставляя сглотнуть слюнку в ожидании своей тарелки с огромным куском пирога. Этот кусок заваливался набок, из него высыпалась благоухающая начинка из большого количества мяса, картофеля и лука, обильно сочащаяся крепким бульоном.
Не успели братья справиться с одним куском вкуснейшего пирога, как на тарелке оказался второй кусок, и не было сил отказаться, ибо вкусно все невероятно!
А следом шли еще высокая многослойная губадия, чарующая сладким, медовым вкусом и запахом, и лепешки кыстыбый с начинкой из пшенной каши, сваренной специальным образом. Лепешки сочились маслом, брать их полагалось руками, поэтому приходилось поминутно вытирать пальцы. Каша выпадала из свернутой лепешки на тарелку, хотелось по-детски подбирать эти вкусные кусочки и отправлять их в рот.
Да, собственно все так и ели за столом – просто, без особых манер. Сам хозяин, сидя во главе стола в темно-синей шелковой рубахе-тунике и длинной вышитой безрукавке, ел только руками, аппетитно причмокивал, иногда облизывал масляные пальцы и коротко отдавал по-татарски распоряжения прислуге. Никто не признал бы сейчас в этом невысоком деде в тюбетейке одну из акул торговли. Через его руки проходили товары на сотни тысяч золотых, на него работали тысячи людей, но сейчас он был хлебосольным хозяином, встречающим гостей.