На краю любви
Шрифт:
Ася растерянно хлопнула глазами. Очевидно, Федор Иванович с госпожой Брагиной коротко знаком, коль посвятил ее во все эти перипетии…
– Так что, барыни, едем мы куда-нито аль нет? – раздался страдальческий голос извозчика, который и сундучок Асин обратно загрузил, и на козлы взобрался, и вожжами уже потряхивал, готовый везти барынь, куда им угодно будет. – Только за выгруз-перегруз извольте надбавить, иначе с места не тронусь. И, понятное дело, за то, что по иному адресу придется тащиться, – тоже придется приплатить.
– «По иному адресу», мать честная! – проворчала госпожа Брагина, подхватывая Асю под локоток и ведя к пролетке. –
– Обижать изволите, барыня! – вскричал извозчик, и голубые глаза его словно бы даже слезой подернулись. – Погонялки, чай, промышляют на колымагах да за гроши везут, а вы на мою повозочку рессорную гляньте – ну чисто карета для царевны-королевны! Своих денег стоит!
8
Mots – слова (франц.).
9
Погонялка – пренебрежительное прозвище самого дешевого извозчика.
– Ну ладно, вези на Рождественку. Потом скажу, где там остановиться, – велела Брагина, и извозчик почему-то оглянулся на нее не просто недоумевающе, но с вытаращенными глазами:
– На Рождественку?! Так ты, барыня… так ты, барыня, никак, это… а что же барышня? Такова, как ты, что ль?
Ася непонимающе хлопнула глазами.
– Помалкивай! – рявкнула Брагина. – Не бойся, не обижу, хорошо приплачу за другой «адрес»! – Это слово она произнесла с явной издевкой, нарочито грассируя на «р». – А начнешь артачиться, вообще ни гроша не дам.
– Ну ладно, ладно, чего?.. – проворчал извозчик. – Только денежки извольте вперед. Знаем мы вас, которые с Рождественки-то!
– Ишь чего захотел – денежки вперед! Вот уж и впрямь меня узнаешь, коли станешь язык распускать! – пригрозила Брагина и чуть ли не втолкнула Асю в пролетку: – А вы чего мешкаете, Анастасия Васильевна? Сразу видно, что вы la provinciale [10] , с позволения сказать! Барышни деревенские всегда готовы простонародье слушать, уши развесив, а не тотчас его окорачивать! Трогай, кому сказано, погонялка чертов!
10
La provinciale – провинциалка (франц.).
Внезапный переход Брагиной от услужливой обходительности к неприкрытой грубости ошеломил Асю, но более всего ранило это «la provinciale». Сразу вспомнилось, как Лика Болотникова с миленьким таким, ласковым до приторности ехидством насмешливо высказалась, когда навещала Асю в Хворостинине:
– И ничем из тебя этого духа деревенского, поместного не выбить, не выветрить, даже если семью ветрами продуть, все одно – разит сушеным журавельником [11] , хоть нос затыкай! Но богатеньким невестам вроде нашей Асюли-люли-люли простительны будут и «черты провинциальной простоты, и запоздалые наряды, и запоздалый склад речей»…
11
Журавельник,
Ася утешала себя тем, что Татьяне Лариной, пусть даже с ее провинциальной простотой, бог дал все-таки счастливую жизнь, – глядишь, и Асю Хворостинину не обидит. К тому же не оставляла мысль, что Лика, которая всегда была похожа на крючок: стремилась уколоть кого-нибудь язвительным словом, зацепить, поиздеваться, – сейчас тщится Асю побольнее задеть из зависти к внезапному повороту судьбы, поставившему ее на то место, которое Лика уже прочно считала своим. Ася подругу жалела и старалась не обижаться на уколы.
Лика сначала пообещала сопровождать Асю в Нижград, а потом и в Широкополье, чтобы помогать одеваться к венцу, но вдруг устроила скандал с истерикой и уехала на первом же проходившем мимо Хворостинина дилижансе одна, предоставив Асе добираться до Нижграда самостоятельно.
Впрочем, никуда Лика не денется: она ведь с ума от любопытства сойдет, если не увидит Асиного приданого, так что наверняка появится в самом скором времени!
Между тем пролетка уже развернулась и начала спускаться с Ильинки по крутой улице к реке.
Кучер повозки, что стояла невдалеке от дома Брагиной, внезапно встрепенулся, тряхнул вожжами, понукнул свою лошадку и, ловко обогнав извозчика, который вез женщин, припустил к Успенскому съезду, потом спустился к Рождественской улице и остановился на площади близ церкви Святых бессребреников Козьмы и Дамиана.
– Ох, ну неужели ты до сих пор не понимаешь, что пустая это затея? – тихо проговорила сидевшая в глубине повозки девушка в плотно запахнутом, несмотря на теплую погоду, салопчике и темном платочке.
Кучер поежился, втягивая голову в плечи, еще ниже натянул шапку. Армяк был ему великоват, да и шапка словно бы с чужой головы снята. Выглядел возница сущей деревенщиной, которая только начинает промышлять извозом или принадлежит к очень небогатому дому.
– Почему ж пустая? – буркнул он наконец, полуобернувшись.
– Да потому! – огрызнулась девушка. – А ну как пойдут слухи, где она побывала?! Конечно, мадам Сюзанна позволила бы сбежать после того, как первый клиент ею попользовался. Конечно, она бы к своему опекуну вернулась. Конечно, он бы велел ей рот на замке держать. Конечно, дальше все своим чередом пошло бы… Ну а ежели б это все наружу вышло еще до венчания? В каком положении молодой супруг оказался бы? Неужто пристало кому жениться на гулящей, даже и за превеликие деньжищи? Это ведь непомерный урон чести для всей семьи! И вообще… этот опекун тот еще фрукт. Уркаган сибирский, морда со шрамом, глаз звероватый, неведомо, чего от него ждать. А ну как, дознавшись до случившегося, начнет крушить блудилище? А ну как мадам выдаст тех, кто ее нанял? Понимаешь теперь, что глупость затеяна? Иди прекрати это, да побыстрей.
– Да ладно пугать! Кто бы что узнал? – отмахнулся кучер. – Мы бы небось языки проглотили, чтоб из семьи ничего не вышло, да и эта дурища не вполне спятила, вряд ли проговорилась бы…
– Ты, видать, давно девок не распочинал, – грубо ответила его спутница. – Забыл, что не всякая после срама одернет сарафан, примет от охальника пятачок да и пойдет восвояси как ни в чем не бывало. Иная и в петлю голову сунет либо в омут кинется! А ну как и эта такова же? И не станет даже свадьбы ждать? И что тогда? Кто ей наследует? Кто богатство получит?