На краю одиночества
Шрифт:
– Это мой дом. И мне решать, что в нем делать.
– Помилуйте, – отмахнулся Калевой, едва не выронив очки. – Я разве против? Наоборот, признаюсь, этот ваш шаг некоторым образом вывел вас из-под моей юрисдикции. Частные учебные заведения куда менее зависимы от Министерства образования, нежели государственные. Проверок и инспекций, конечно, избежать не удастся, вы ведь понимаете…
Глеб понимал.
– …но пока все, увиденное мной, не противоречит правилам. У вас имеется помещение достаточное, чтобы вместить… скажем, до сотни учеников. Наполняемость классов определяется лишь вами,
– Наставники будут.
– Отлично. Чудесно даже. Если же вдруг возникнут затруднения, обращайтесь, у меня есть на примете люди, которые не откажут… да… так вот, программа по ним установлена. Со внутренними экзаменами разберетесь сами, что же касается внешних, то я присмотрю, чтобы проводились они честно…
Что ж, и за это стоило сказать спасибо. Одно дело, школу открыть, и совсем другое – удержать ее открытой.
– Я предоставлю отчет со своим видением проблемы Его Величеству. И я постараюсь, чтобы мой голос был услышан, но вам следует помнить, что будут и другие… куда более скептические. И куда более близкие, – теперь Калевой говорил спокойно. – В последнее время как никогда живы представления, что темные маги миру вовсе не нужны, а если и нужны, то не в тех количествах, чтобы открывать школы. И я не уверен, хватит ли мне силы доказать обратное.
– Однако…
– У моего сына не было друзей. И не было врагов. Не было никого, с кем бы ему позволено было общаться, – под ногой хрустнула ветка, и Калевой остановился. – И теперь я понимаю, сколь неправильно это было. Ему полезно встретиться с другими детьми его возраста.
– Даже если встречи не пройдут безболезненно?
Вилка по-прежнему лежала в кармане.
Показать?
– Тем паче. Боли все одно не избежать. А тут вы хотя бы присмотрите. Моя жена… говорила, что мир несправедлив по отношению к темным. И я пытался оградить сына от общения с ним, что было неверно. Возможно, Богдан со мной не согласится. Возможно, он будет обижен. Возможно… он не найдет в себе сил простить меня, но… теперь я вижу, что ему нужно научиться ладить с людьми. И с обычным, и с такими, как он.
Калевой вздохнул.
– Он способный мальчик.
– Способный, – подтвердил Глеб.
– К слову… я пробуду в городе несколько дней. Раз уж здесь, посмотрю на местные школы, да и вообще… – он взмахнул рукой. – Завтра я буду ужинать с Таржицким, постараюсь убедить его, что от вашей школы не будет вреда…
За домом опять что-то бухнуло, а потом раздался протяжный душераздирающий вой. И Глебу подумалось, что градоправитель Калевому не поверит.
И будет прав.
Глава 12
…Мирослав Аристархович появился ближе к полудню, потянул носом и поинтересовался:
– Шанежки?
– Понятия не имею, – Глеб разбирал документы, и теперь если и слышал, то только запах пыли, смешанный с остаточной вонью. И вроде переоделся, и душ принял, но все же от вони не избавился.
– Шанежки. И борщ. Люблю борщ, – Мирослав Аристархович вздохнул тягостно, видимо оттого, что борщ не отвечал ему взаимностью. – Однако я с новостями, а у вас тут порядок? Тело пока не отдали?
Порядок только начал проглядывать.
В
Математика.
История.
Основы физики, которые следует адаптировать, поскольку далеко не все ученики, как подозревал Глеб, вовсе будут знать, что такое физика.
География. Статистика. Философия. Естествознание в сокращенном варианте, поскольку дальше оно разделится на ряд видоизмененных дисциплин с практической частью. Логика. Латынь, которую наверняка возненавидят. От древнегреческого Глеб решил отказаться, не видя в нем практической пользы. Механика.
Рисование.
Скульптура, хотя бы основы, которые пригодятся для основ големостроения. Обзорный курс по основам коммерции. Литература.
И это еще не касаясь специализированных дисциплин, программы по которым были в принципе готовы, но нуждались в заверении. Впрочем, с этим как раз проблем не будет, раз уж Калевой все одно здесь.
– Кому мы его отдадим? – проворчал Глеб, взвешивая на руке массивную папку с инструкциями по делопроизводству.
А еще ведь отчеты писать.
Без отчетов его точно сожрут… надо будет нанять кого, чтобы изучил все эти… отступы, абзацы, заголовки… и печатную машинку купить.
– Не знаю. И не использовали?
– У нас разрешения нет.
– Это хорошо… это ладно… – Мирослав Аристархович пристроился на краешке стола и сцепил руки. – Что-то вы невеселы?
– А есть причины?
– Причин, конечно, нет… город гудит. И этак хорошо гудит… сам по себе он гудеть не способен. Стало быть, подтравливают. Тому стаканчик нальют, там сплетню кинут. Говорят, что вы тут не школу откроете, а целый университет.
– Не приведи Боже, – Глеб содрогнулся, представив, сколько бумажной отчетности потребуется, чтобы открыть университет.
– И станете учить детей, как людей убивать. Что вы их уже учите. И что это ваши ученики тех девок порезали… что вы… как это, волчат кровью прикармливаете. Вот, – он щелкнул пальцами.
– Они же дети!
– Вот! На детей люд особо остро реагирует, поверьте моему опыту.
Глеб поверил.
– Удалось что узнать? – спросил он, запихивая папку между другими. Делопроизводство, делопроизводство… тут сейчас подпалят со всех концов и безо всякой, что характерно, отчетности.
– Удалось, как не удастся. Наш покойный, оказывается, был человеком весьма известным в определенных кругах. На паперти он сиживал не от бедности.
– Это я и так понял.
На столе остался том по «Основам светской культуры», которую настоятельно рекомендовалось включить в список обязательных предметов в реальных и классических гимназиях, «Этикет», «Слово Божье». Оно, конечно, полезно, но найдется ли батюшка, который рискнет преподавать в школе темных?
– Ага… так вот, в миру он прозывался Михаилом Кузнецовым, мещанином. Младший сын купца, правда, папенька еще когда разорился, а братья подались на промысел, но сгинули. Сам он служил на границе…