На краю Принцесс-парка

Ли Маурин

Он улыбнулся Хизер, которая, слегка зардевшись, улыбнулась ему в ответ.

– Я не хочу здесь ничего менять, – сказала Грета, которая так и не простила Пикси после того, как много лет назад та разорвала дружбу с ней.

Даже обычно невозмутимая Мойра, вернувшаяся из Норвичского университета, сурово произнесла:

– Мне наша кухня тоже нравится.

– Да дело же не в том, нравится вам это или не нравится, – не смущаясь, продолжала Пикси.

– Знаешь, Руби, дом действительно выглядит обветшалым, – сказал Мэттью, обводя взглядом

гостиную с таким видом, словно он никогда здесь раньше не бывал.

– Время от времени я подкрашиваю стены или покрываю обои эмульсионной краской, – ответила Руби, которую всегда мало интересовало мнение других людей.

Как и она сама, дом постепенно старел, но еще некоторое время мог протянуть и так.

– Кто-нибудь хочет выпить перед обедом? – спросила Руби.

– Я бы не отказалась от коктейля, – сказала Пикси.

– Боюсь, Пикси, что у нас нет коктейлей. Есть красное и белое вино, херес и пиво. Выбирай.

– Плохо… Брайан купил нам на Рождество шейкер для коктейлей, правда, милый? Если бы я знала, то взяла бы его с собой. Я выпью хереса – если можно, сладкого.

– У меня есть только полусладкий.

– А я бы выпил пива, – сказал Брайан.

Грета вскочила на ноги:

– Мама, я сама принесу выпивку, а ты занимайся обедом.

– Руби, тебе помочь? – спросила Пикси.

– Спасибо, Пикси, я справлюсь сама, – ответила Руби, подумав, что мать Клинта обязательно обратит внимание на то, что у нее те же кастрюли, которые были пятнадцать лет назад, и тогда она может не совладать с желанием ударить эту дуру.

После обеда Пикси и Брайан Шоу отправились домой за шейкером. Вскоре зашли на чай Уайты и Донованы. Когда Элли Уайт познакомили с Джеральдом Джонсоном и его детьми, она постаралась скрыть свое огорчение. Видимо, она почувствовала, что к потере единственного сына вскоре может добавиться и потеря его жены. Хизер могла сколько угодно заявлять, что они с Джеральдом просто друзья, но всем было понятно, что это не совсем так.

– Я думаю, после свадьбы они переселятся в Нортгемптон, – тихо сказала Элли Руби.

– Пока что никто из них ни слова не говорил о свадьбе.

– Интересно, Дэйзи захочет уехать с ними? Она ведь дочь нашего Роба, и скоро у нас останется только она.

– Дэйзи ни за что не оставит Клинта Шоу, – сказала Руби. – Ты знаешь, что он устроился на работу в театр? Пока только подсобным рабочим: раскрашивает декорации и все такое. Но он считает, что этот опыт пригодится, когда он поедет в Голливуд и начнет карьеру режиссера.

– Дэйзи уже говорила мне об этом, – печально улыбнулась Элли. – Иногда я задумываюсь, как бы Роб относился к Клинту. Мне трудно даже представить, что мог бы сказать сорокалетний Роб своей дочери по поводу ее ухажера. В моей памяти он навсегда останется двадцатитрехлетним. – Элли вздохнула, в ее глазах отразилось страдание. – Бедный Роб! Ему так и не удалось состариться – как и Ларри.

Когда на

следующий день они пришли на чай к Уайтам, Руби сразу вспомнила вчерашние слова Элли. Хизер с ними не пошла: она с Джеральдом и его сыновьями отправилась смотреть пантомиму в «Эмпайр».

– Надо было не пускать ее, – смущенно проговорила Руби. – Не сегодня, понятно, – было уже слишком поздно, ведь дети так ждали этого похода, – а несколько недель назад, когда они еще только собирались покупать билеты. Она должна была сейчас быть с нами. О Боже, я самый бестактный человек на свете!

Крис Райан тоже присутствовал, что лишний раз напомнило Руби о ее бестактном поведении по отношению к окружающим. Он пришел с женой, которая была лишь ненамного старше дочерей Руби, и сыном, тихим десятилетним мальчиком, страдающим от астмы.

На прошлых семейных собраниях такого рода Крис с Руби обычно ограничивались приветствием и парой вежливых слов. Однако сегодня Крис проследовал за ней на кухню, куда Руби зашла, чтобы выпить воды после слишком бурной игры в шарады.

– На прошлой неделе я много думал о нас, – сказал он.

– Да? – только и смогла выговорить захваченная врасплох Руби.

– Да, о нас с тобой. Ты знаешь, что месяц назад мы все сильно перепугались за Тимми? У него был жуткий приступ, и мы боялись, что он умрет.

– Нет, я не знала. Мне очень жаль. Мне только было известно, что у него астма, и это все.

– Приступ был просто ужасным, и мы решили, что он не выживет. – Глаза Криса стали еще грустнее. – Теперь я знаю: видеть страдания своего ребенка – это самая нестерпимая пытка. Ты готов отдать все, что у тебя есть, лишь бы облегчить боль, даже если придется принять ее на себя. В такие минуты ты забываешь обо всех и вся. Наверное, именно так ты себя чувствовала, когда твои девочки потеряли Роба и Ларри.

– Ты прав, – кивнула Руби.

Крис невесело усмехнулся:

– Чтобы понять это, мне понадобились все эти годы. Я был тогда слишком эгоистичен, правда?

– Я бы так не сказала.

Он стоял, прислонившись к стене и сунув руки в карманы. Когда у них был роман, Крис казался Руби очень привлекательным, обладающим особым шармом мужчиной. Если бы они продолжали жить вместе, ее мнение на этот счет, вероятно, осталось бы прежним. Но сейчас перед ней стоял стареющий шестидесятилетний мужчина с редеющими волосами, и в его внешности больше не было ничего особенного.

– Я хотел поговорить с тобой по двум причинам, – продолжал Крис. – Во-первых, мне хотелось извиниться за свой эгоизм, во-вторых, попрощаться. Мы втроем уезжаем в Новую Зеландию, и вполне возможно, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Ливерпульский воздух вреден для Тимми: здесь слишком сыро. Кроме того, после выхода на пенсию я чувствую себя каким-то потерянным. Я собираюсь открыть собственное детективное агентство.

– Желаю удачи. Надеюсь, здоровье Тимми улучшится, а твои дела пойдут хорошо. – Руби протянула руку, и Крис пожал ее.