На краю Принцесс-парка
Шрифт:
– Я думала, что они откажутся сообщить сведения, которые мне были нужны, но мать настоятельница отнеслась ко мне с пониманием – наверное, потому, что она еще довольно молода. Она сказала, что не думает, что эта информация может принести какой-то вред, ведь прошло столько лет. Чтобы найти в подвале нужные документы, ей пришлось поднять на ноги чуть ли не весь монастырь. В конце концов мне сообщили, что тебя забрала Эмили Дангерфилд из Ливерпуля.
– Эмили уехала из страны еще много лет назад, – сказала Руби. У нее было такое чувство,
– Я очень быстро это выяснила. Тогда я стала искать твое имя в телефонном справочнике, хотя шансы на успех были невелики. Я подумала, что ты, вероятно, вышла замуж, но, если бы у тебя родился сын, он мог бы взять фамилию матери. Достаточно было спросить у каждого О'Хэгана, как зовут его мать. Но потом я нашла в справочнике имя «Р. О'Хэган» и сразу поехала по этому адресу. Я поставила машину неподалеку… – Оливия потушила сигарету и сразу же закурила следующую. – Я увидела тебя в окне второго этажа. Ты очень похожа на своего отца, и мне безумно захотелось плакать. Я завела мотор, проехала немного, остановила машину и выплакалась, а потом вернулась домой. Это было в сентябре. С тех пор я все никак не могла решиться прийти сюда.
Руби подумала, что надо бы расспросить новоявленную мать поподробнее, но подходящие вопросы почему-то не приходили ей на ум.
– Меня удивило, что ты так и не вышла замуж, – заметила Оливия.
– Я была замужем. Мужа звали Джейкоб, он погиб на войне. Я не меняла фамилию – но рассказывать об этом было бы слишком долго.
По правде говоря, Руби и не хотелось этого делать. У нее было лишь одно желание: чтобы эта женщина ушла и никогда больше не возвращалась. Подумать только – прожить без матери тридцать восемь лет и лишь потом встретить ее!
– Погиб? Мои сожаления. А у тебя есть дети?
– Две дочери, Грета и Хизер. В декабре они выходят замуж – в один и тот же день.
– Наверное, ты вся в хлопотах. Помню, когда моя дочь… – Оливия запнулась, заметно смутившись. – Я имею в виду, моя вторая дочь… – По ее щеке побежала слеза. – Я так понимаю, что мы вряд ли сможем подружиться. Ведь прошло столько времени…
– Пожалуй, что да, – медленно произнесла Руби.
Но когда она заметила, как бледное, печальное лицо Оливии Эппелби исказила гримаса боли, ей стало стыдно за себя.
– Мне пора уходить, – сказала Оливия. – Я понимаю, что ты очень занята и я тебя задерживаю.
Она протянула руку к шубе.
– Пожалуйста, останьтесь! – воскликнула Руби, подумав, что, если сейчас Оливия уйдет, она до конца жизни будет корить себя за то, что не узнала побольше о себе. Кроме того, фактически выставив мать за дверь, она поступила бы очень грубо. Безусловно, Оливия горевала по утраченному ребенку намного больше, чем сам ребенок по ней. Руби попыталась представить, что она чувствовала бы, если бы одну из ее дочерей вырвали у нее из рук и сказали, что она больше никогда ее не увидит, но это было
– Расскажите мне о моем отце, – как можно более дружелюбным тоном попросила Руби.
Гостья впервые за все время визита по-настоящему улыбнулась, и эта милая, почти детская улыбка понравилась Руби. В глазах Оливии появилась жизнь.
– Его звали Томас Джеральд О'Хэган, – сказала она. – Мы познакомились во Франции в конце Первой мировой войны. Я была медсестрой, а он – моим пациентом.
– Он знал, что я родилась?
– Нет, он погиб еще до того, как я узнала, что беременна. Он был американцем из Бостона.
– Американцем? – удивленно переспросила Руби.
– Он работал в книжном магазинчике, принадлежавшем его отцу. Мы должны были пожениться после войны. – Оливия понурилась. – Он был моей первой и единственной любовью, после него я так никого и не любила. Я вышла за Генри Эппелби, просто чтобы не оставаться в одиночестве. Он был вдовцом, намного старше меня. Я никогда не рассказывала ему о тебе. Он умер, когда мне было всего сорок лет. – Оливия покрутила обручальное кольцо на пальце. – Это был хороший брак: мы абсолютно устраивали друг друга. У нас родилось трое детей, дочь и два сына. Все они уже женаты, замужем и живут своей жизнью. У меня восемь внуков, – с ноткой гордости сообщила она.
– Десять.
Оливия Эппелби вспыхнула.
– Да, десять, если считать твоих дочерей, – сказала она и, наклонившись вперед, внимательно посмотрела на Руби. – Скажи мне, ты счастлива? Я вспоминала о тебе каждый раз, когда видела девочку твоего возраста, а в твой день рождения думала о тебе целый день. Мадж сразу предупредила меня, что это обязательно будет происходить. Мне хотелось знать, чем ты занимаешься и где живешь, но больше всего меня интересовало, счастлива ли ты.
– Пожалуй, я была счастлива чаще, чем несчастна.
– Я рада этому. Что ж, мне действительно пора, я и так без спросу вмешалась в твою жизнь. Должно быть, все это стало для тебя настоящим потрясением. – Оливия зажгла очередную сигарету и стала натягивать свою шубу. – Я понимаю, тебе нужно время, чтобы подумать, привыкнуть к мысли, что в твоей жизни неизвестно откуда появилась мать. Возможно, мы еще когда-нибудь встретимся. Я уверена, нам есть что обсудить.
– Возможно, и встретимся, – холодно ответила Руби.
Оливия Эппелби поморщилась.
– Я оставлю свою визитку. Мне очень хотелось бы получить свадебные фотографии твоих дочерей… то есть моих внучек, – поправилась она, поджав губы. – Ах да, чуть не забыла! Я привезла тебе кое-что. – Порывшись в своей сумочке, Оливия достала небольшую бархатную коробочку. – Это кольцо подарил мне Том, твой отец. Когда-то оно принадлежало его деду. На нем выгравировано «ИМОНУ ОТ РУБИ, 1857». После свадьбы Имона и Руби прошло ровно сто лет… Теперь ты знаешь, в честь кого тебя назвали.
– Спасибо, – сказала Руби.