На краю Принцесс-парка
Шрифт:
Она проводила Оливию до двери. Женщины пожали друг другу руки, и Оливия пошла по дорожке к большому сверкающему автомобилю, которого Руби не замечала раньше. Открыв калитку, Оливия обернулась и помахала рукой. В ее согбенных плечах и бледном лице было что-то невыносимо грустное.
«Эта женщина приходится мне матерью! А я обошлась с ней как с чужим человеком», – запоздало подумала Руби.
Вряд ли Оливия рассчитывала, что Руби бросится ей в объятия, осыплет ее поцелуями, но она наверняка надеялась на более теплый прием, чем
Несомненно, Оливия сейчас ощущала горькое разочарование. Интересно, сколько миль ей предстоит проехать в таких расстроенных чувствах? Руби посмотрела на визитку. Место, в котором жила ее мать, называлось Бат – Руби вспомнила, что это городок на юго-западе Англии. Она подумала, что не успела задать Оливии много важных вопросов, не расспросила мать о своем отце, о ней самой.
Ей вдруг захотелось подбежать к машине, уговорить мать остаться, поговорить с ней подольше. Но она не могла этого сделать – то чувство легкого презрения, которое появилось у Руби в начале встречи, так никуда и не делось.
Оливия дошла до машины, открыла дверцу и пригнулась, чтобы сесть в салон.
– Погодите! – крикнула Руби.
Унылое лицо озарилось надеждой:
– Да, Руби?
– Почему бы вам не прийти на свадьбу? Она состоится третьего декабря, в субботу.
– С огромным удовольствием.
– Я вышлю приглашение по адресу на визитке.
Мать Руби села за руль и с улыбкой кивнула:
– Большое спасибо.
Затем она закрыла дверцу, завела мотор и поехала прочь.
– Ты сегодня такая молчаливая, – сказал вечером Крис.
Роб с Ларри повезли девочек куда-то, так что дом был в их распоряжении – если не считать жильцов на втором этаже.
– Я думаю.
– А ты не могла бы думать вслух? Я чувствую себя лишним.
– Прости, – сказала Руби, в качестве извинения сморщив нос.
Она почему-то не могла заставить себя рассказать Крису о визите матери, лишь решила, что, после того как он уйдет, напишет письмо Бет, с которой всегда делилась самыми сокровенными своими тайнами.
– Может, ты до сих пор терзаешься вопросом, какого цвета платье надеть на свадьбу?
– Нет, – засмеялась Руби. – Я решила, что это не важно. Подойдет любой цвет, кроме хаки, – скажем, красный.
Ее всегда привлекали яркие цвета.
– Ты будешь отлично выглядеть в хаки, но еще лучше в красном.
Они, обнявшись, сидели на диване. Крис провел пальцем по линии ее челюсти и сказал:
– У тебя такой волевой подбородок!
– А у тебя глаза святого. Из тебя бы получился хороший священнослужитель. Женщины твоего прихода толпами влюблялись бы в тебя.
– Сомневаюсь, что глаза святого способны ускорить мое продвижение по службе, – сухо заметил Крис.
– А мой волевой подбородок не принес мне
Он поцеловал ее:
– У тебя еще все впереди. А пока не могла бы ты обратить свой подбородок в сторону спальни, чтобы мы продолжили разговор там? А еще лучше прервали его и сосредоточились на кое- чем другом.
Два часа спустя, когда расслабленные и счастливые Руби и Крис пили чай на кухне, появились девочки. Вероятно, им и в голову не пришло, что в этом доме могло происходить что-то кроме чаепития.
День выдался очень холодным. Пронизывающий ветер носил туда-сюда крошечные льдинки, которые можно было принять за свадебное конфетти, если бы они не хлестали так больно по неприкрытой коже.
Короткая фата Хизер нимбом развевалась вокруг ее головы, а Грета вынуждена была придерживать свою более длинную фату, иначе ее наверняка унесло бы ветром.
Когда дочери Руби вышли из церкви, в собравшейся толпе пронесся вздох восхищения. Девушки никогда еще не были такими красивыми – «и, возможно, никогда больше не будут», – с мокрыми от слез глазами подумала Руби. В ее голове замелькали воспоминания – первые слова Греты, Хизер, делающая неуверенные шаги, обе ее девочки, играющие с Джейком в саду дома миссис Харт, рука об руку идущие в школу…
Но теперь ее дочери стали замужними женщинами. С этого дня они принадлежали не ей, а двум милым молодым людям, которые, как была убеждена Руби, сделают их счастливыми. Теперь мать уже не была самым важным человеком в их жизни.
– Грустишь? – спросил стоявший рядом Крис.
Фотограф энергично снимал молодоженов и гостей.
Руби кивнула, и тогда Крис обнял ее за талию и прижал к себе:
– Это вполне естественно, но я постараюсь взбодрить тебя ночью.
– Не сегодня – Бет ночует у нас.
– И ты выгонишь меня ради нее?
– Если ты не против – только на одну ночь. Она пробудет у нас неделю. Придешь завтра, хорошо? Я хотела бы, чтобы вы с ней познакомились получше.
– Я против, но у меня же нет выбора, – усмехнулся Крис.
«Самый чуткий мужчина на земле, – подумала Руби. – А я – самая счастливая женщина. Ну почему же я грущу?»
– А кто та дама в норковой шубе? – спросил Крис.
– Оливия Эппелби, моя старая приятельница.
Руби и не догадывалась, что шуба норковая, пока ей об этом не сказала Марта Квинлан.
Оливия попросила никому не рассказывать, кем они друг другу приходятся.
– Надеюсь, ты не возражаешь, – сказала она по телефону, – мне не хочется выслушивать неприятные вопросы, отвечать на них, выдерживать укоризненные взгляды… На это будет еще время.
– Я представлю вас как Оливию Эппелби, мою приятельницу.
Руби вполне устраивал такой вариант – ей также не хотелось, чтобы в такой день люди обсуждали ее прошлое. Даже девочки не знали, что их бабушка приглашена на свадьбу. Правду знала только Бет.