На краю Принцесс-парка
Шрифт:
Они с Бет встретились в Национальном аэропорту Вашингтона в субботу в пять часов вечера по американскому времени. Те немногочисленные фотографии, которые присылала подруге Бет, не давали полного представления о том, как сильно она изменилась. Бет не пользовалась косметикой, и ее кожа напоминала старое полированное дерево. Сложно было поверить, что когда-то она была мягкой и полной: теперь она казалась совсем другим человеком, подтянутым и жестким. Ее глаза ярко блестели, и даже походка изменилась – когда-то она неторопливо плыла над землей, доводя Руби до безумия своим нежеланием
– Из-за тебя я чувствую себя синим чулком! – воскликнула Руби после того, как они тепло обнялись.
– А я из-за тебя чувствую себя старой бечевкой, – с усмешкой ответила Бет.
– Это как?
– Ну, бродяжкой.
– Бет, мы всегда были честны друг с другом, и уверяю тебя, что ты ничуть не похожа на бродяжку.
– В последнее время мне некогда за собой следить.
– А я несколько часов приводила себя в порядок, чтобы произвести на тебя впечатление. Я даже научилась пользоваться карандашом для глаз и подкрасила волосы. Они уже начинают седеть.
– А мои уже заканчивают, но меня это не беспокоит. Пойдем, нас уже ждет такси.
Взяв Руби за руку, Бет повела ее к выходу. Руби с неприятным чувством подумала, что ее подруга, которая во время войны растопила остатки нескольких палочек помады, чтобы получить одну целую, совсем перестала заботиться о своей внешности. Руби вспомнила, как они вдвоем липли к американским солдатам в надежде разжиться нейлоновыми колготками.
К ее удивлению, за рулем такси сидела женщина.
– Руби, познакомься, это Марго, – сказала Бет, когда они уселись.
– Привет, Руб. Рада познакомиться.
Пока такси петляло по лабиринту улиц, три женщины в салоне непринужденно болтали. Руби постоянно вертела головой, все еще не веря, что она в другой стране.
– Они все такие прямые! – заметила она.
– Ты о чем? – спросила Марго.
– Об улицах. В Великобритании улицы часто кривые, а здесь все до одной прямые, как стрела.
– По эту сторону Атлантики больше любят порядок.
– А где расположен наш отель? – спросила Руби у Бет.
– На полпути между старым центром и Белым домом.
– Белый дом – это одно из зданий, на которые я хотела бы посмотреть в первую очередь.
Руби знала, что во время экскурсии даже можно было издалека увидеть президента Форда, занимающегося своими обычными делами.
– Посмотришь на него завтра утром, – ответила Бет.
– Поверить не могу!
Отель оказался чистым и строгим. Работали в нем, казалось, одни женщины. Бет познакомила Руби с портье и почти со всеми женщинами, которые встретились им по пути к номеру Руби.
– Я всегда останавливаюсь здесь, когда приезжаю в Вашингтон, – объяснила Бет, открыв дверь в небольшую комнату, напрочь лишенную каких-либо картин и украшений. – Не хочешь отдохнуть?
– Нет, спасибо. Но я хотела бы принять душ и переодеться в платье, – ответила Руби.
В Вашингтоне было градусов на десять жарче, чем в Британии.
– Кроме того,
– Переодевайся, и пойдем в ресторан на первом этаже.
Ресторан больше напоминал школьную столовую – за столом запросто могли уместиться человек восемь. Руби заново наложила макияж и надела зеленое платье и босоножки, и этого было достаточно, чтобы вновь почувствовать себя слишком нарядной: Бет по-прежнему была в джинсах и футболке. Еда была простой, но питательной и напомнила монастырскую. Столовая быстро заполнялась, и за их стол подсели еще несколько женщин. Все они принялись расспрашивать смущенную Руби о ее стране, но почти ни на один вопрос она не смогла ответить.
Она понятия не имела, сколько женщин являются членами британского парламента или высшими государственными чиновниками, лидерами профсоюзов или ведущими новостей по телевидению, директорами или президентами тех или иных компаний.
– В начале года Маргарет Тэтчер была избрана лидером консервативной партии, – сказала Руби в жалкой попытке продемонстрировать, что она хоть за чем-то следит. Но оказалось, что ее собеседницы уже об этом знают.
Руби призналась, что никогда не состояла в профсоюзе, но лишь потому, что никогда не работала на официальной должности.
– А разве у вас нет профсоюза домохозяек? – спросила одна из женщин. – Кажется, я когда-то читала о нем.
Руби почувствовала себя безнадежно отсталой. Сжалившись над ней, Бет сменила тему разговора:
– Вы никогда не догадаетесь, кем Руби работала до войны. Руби, расскажи им о работе посыльного ломбардов.
Женщины за столом очень внимательно выслушали ее рассказ о том, как она обходила ломбарды и их клиентов с Гретой на руках, а затем с обеими дочерьми в коляске. Увлекшись – а возможно, просто желая произвести на слушательниц впечатление после проявленного ею невежества, – Руби рассказала им о Фостер-корт, о работе уборщицей и о том, как Джейкоб полгода пролежал на кровати.
– Да, Руб, нелегко тебе пришлось!
– Я думаю, никому из нас не приходилось жить в такой бедности.
– Да, наверное, – согласилась Руби.
После того как тарелки унесли, все остались сидеть на своих местах.
– А что теперь? – спросила Руби.
– Собрание, – ответила Бет.
– На какую тему?
– На тему стеклянного потолка.
– Понятно, – протянула Руби, хотя на самом деле ей ничего не было понятно: она никогда раньше не слышала этого словосочетания.
Однако Руби довольно быстро поняла, что речь идет о трудностях, с которыми женщины сталкиваются, когда пытаются подняться вверх по карьерной лестнице в какой-либо организации. Этот воображаемый потолок был незаметен, но он существовал. Женщине можно было подняться до определенного предела, но, если она желала дальнейшего служебного роста, ей приходилось преодолевать скрытое и упорное сопротивление коллег-мужчин.
Руби не почувствовала особой симпатии к докладчице, агрессивной красноречивой журналистке, которая утверждала, что каждый раз, когда она претендовала на повышение по службе, с ней поступали несправедливо.