На краю света
Шрифт:
Тяжелые железные бочки с керосином катаются по дну карбаса, раскачивают его из стороны в сторону. И пока мы думаем, как же нам выгружать бочки, – кто-то из старых зимовщиков приносит доски, веревки, бревна.
Из досок и бревен быстро сделаны сходни, веревка наброшена петлей на бочку.
– Раз, два, взяли! – зычно орет Ионов.
Мы тянем за веревку изо всех сил, что есть мочи.
– Раз, два, дружно!
Пошла. Бочка переваливается через борт карбаса, одно мгновенье кажется, что она вот-вот упадет в воду. И снова кто-то из старых зимовщиков прыгает с пристани и, по пояс в ледяной воде, спокойно поддерживает
А к пристани уже подплывает карбас с листами фанеры.
– А ну, становись цепочкой! – горланит Ионов. – По рукам пойдет!
Ветер вырывает из рук, надувает как паруса огромные тонкие листы. Они грохочут и больно бьют острыми краями по коленям.
– Живо! Живо! Не зевай! – покрикивает Ионов. – Домой хочется. Милиционера посмотреть охота. А ну, поднажми!
Так проходит полдня.
Много мы поработали в Архангельске, а здесь пришлось еще круче. Все торопят, понукают, кричат. Все спешат. Не успеем мы присесть, закурить, вытереть пот со лба, как Ионов уже кричит, точно дудит в трубу:
– А ну, подымайсь!
Оно и понятно: все, кроме нас, торопятся поскорее разгрузиться и домой. Это только нам теперь некуда торопиться, это только мы здесь у себя дома.
В двенадцать часов на «Таймыре» поднимают флаг. Нам видно, как перестают работать лебедки, как матросы с карбасов по трапам и просто по веревкам взбираются на палубу. Стихают шум и крики, которые все время неслись с ледокола. И где-то далеко – наверное, у домов зимовки – начинает звонить колокол, который все эти два дня мы слыхали с «Таймыра».
Обед.
Пристань, у которой мы работаем, находится почти в километре от жилых домов зимовки: здесь удобнее разгружаться – тише, меньше камней.
Мы идем по берегу толпой. Теперь уже все перемешались, сразу даже и не отличить новых зимовщиков от старых.
Мы проходим мимо маленького аккуратного домика, стоящего далеко на отшибе от всех построек. Это магнитный павильон. В этом павильоне будут работать наши магнитологи – Стучинский и Гриша Быстров. Потом нам попадается длинный и узкий сарайчик, вокруг которого валяются лыжные палки, огромные обглоданные кости, заржавевшие консервные банки. У стен сарая свалены нарты, лыжи, какие-то шесты. Это – салотопка, собачий центр, каюрский департамент. Здесь разделывают убитых медведей, моржей, тюленей, перетапливают их сало, готовят собакам жратву, здесь хранится все каюрское снаряжение. Тут будут работать каюры Боря Линев и Стремоухов.
За салотопкой – ангар. Сейчас это только скелет ангара. У него нет ни стен, ни пола, ни крыши.
Для того-то мы и привезли сюда тысячу с лишним листов фанеры, чтобы сделать ангару и крышу, и стены.
Мы прошли сквозь ангар, прыгая с балки на балку, и вышли наконец к главному дому зимовки.
Большой, длинный, с высокой крышей, обитый снаружи черным толем, он стоит, обращенный окнами в бухту, шагах в двадцати от берега.
Между окон дома развешены бело-красные спасательные круги. На крыше устроена вышка, и с тихим поскрипыванием быстро-быстро вращаются на шесте сверкающие полушария анемометра [20] . И круги, и вышка делают дом похожим на какой-то корабль, выброшенный на берег.
20
Анемометр – в метеорологии – прибор для измерения скорости движения ветра.
Двери дома распахнуты настежь. В широком и полутемном коридоре толчея, гам, крики. Под самым потолком висят фонари «летучая мышь». Они горят желтоватым тусклым пламенем, стекла их мутные и закоптелые. По коридору мечутся какие-то люди, тащат чемоданы, ящики, мешки, кричат во весь голос, как на улице. Хлопают двери, стучат молотки, где-то звонко поет пила.
– Проходите, проходите, товарищи, – говорит Ионов, подталкивая нас. – Дальше проходите.
Одна из дверей в коридор распахнута настежь. Из двери валит синий, едкий чад. Здесь кухня. У раскаленной плиты, заставленной мисками, сковородками, чайниками, в дыму, в пару орудуют два повара. Тут и повар старой зимовки, и наш Арсентьич. Работы хватает обоим: надо ведь прокормить орду в пятьдесят человек.
Ионов ведет нас дальше по коридору.
– Вот сюда, пожалуйте, – приглашает он.
Мы входим в большую комнату с низким почерневшим потолком. В комнате три маленьких окошечка, закоптелые, мутные, с навечно вставленными двойными рамами, из щелей которых торчит грязная вата. Стены обиты вагонкой – узкими ребристыми досочками, как в жестких вагонах поездов. Посредине комнаты в три ряда стоят длинные столы, покрытые цветной клеенкой. Столы заставлены грязной посудой, завалены хлебными корками, грязными вилками, ножами, ложками.
– Это наша столовая, – говорит Ионов. – Зовется она кают-компанией. И вы, наверное, ее так же будете называть. Садитесь, наливайте борща, кушайте. Сейчас-то, конечно, здесь кавардак, а в спокойное время все по местам лежит. Ну-с, угощайтесь…
В кают-компанию ежеминутно входят матросы, зимовщики. Они жадно осматривают столы, выискивают свободное местечко и так прямо, не раздеваясь, с грязными руками, в шапках, садятся за столы и торопливо едят.
Некогда. Надо спешить. На весь обед дано только тридцать минут. И вот уже снова звонит колокол: кончай обедать, выходи на разгрузку.
Снова бревна, фанера, бочки, ящики, мешки. Мы работаем без остановки, без отдыха – до темноты.
На «Таймыре» загораются прожекторы. Они тревожно ощупывают бухту, далекий пролив. Капитан боится, как бы ночью к ледоколу не подкрались с приливом льды. Льды могут сорвать ледокол с якорей и выбросить его на берег.
С последним пустым карбасом мы уплываем обратно на «Таймыр».
А наутро, чуть рассвело, снова на берег, за работу.
——
Так продолжалось два дня. На третий день мы совсем переселились на берег.
– Чего вам зря мытариться-то, – говорили нам старые зимовщики. – Приютим, потеснимся. И спать-то каких-нибудь пять часов в ночь, а канители – как на свадьбе. Оставайтесь.
Поздно вечером, разгрузив последний карбас, все разбрелись куда-то, разошлись искать себе пристанище на ночь, и мы остались на берегу вдвоем с Борей Линевым.
– Ну, куда же мы с тобой денемся? – сказал я.
– Давай-ка устроимся в бане, – предложил Боря. – Наверно, она еще не занята.
– Ну нет, – сказал я, – у меня есть местечко получше. Мы библиотеку захватим. Про библиотеку никто из наших еще не знает, она в новом доме, в фанерном. Идем к Потапову. Ключ от библиотеки у него.