На краю света
Шрифт:
Поначалу Эмма, зная, что ее здесь никак не ожидали, решила, что хозяин готовился к приему других гостей. Но поскольку Марк об этом ей ничего не сказал, первой мыслью у нее было: Мулей Касим полагал, что Трайтон придет с сеньорой де Кория!
Хозяин дома был высоким мужчиной, с бородой клинышком и большими умными глазами. На нем была джел-лаба – арабский халат с капюшоном, который носят как мужчины, так и женщины. Когда Эмма увидела его в этой одежде, ей показалось, что перед ней персонаж из «Тысячи и одной ночи».
Перебросившись с Трайтоном парой арабских слов, шериф [9]
– Мисс Редферн, вы помните, что мы с вами уже виделись?
– Ну конечно же помню, – улыбнулась она. – Тогда, в ресторане «Прибежище Веласкеса», вы задели мой стул и извинились. Это был мой первый день пребывания в Танжере!
Раньше воспоминания о Гае отзывались в ее сердце болью, но сейчас этого не произошло. То, что она считала любовью к нему, у нее уже прошло. Причем так же быстро, как и у него к ней. Теперь ей было страшно подумать, что могло бы случиться, если бы они все-таки стали мужем и женой.
9
Шериф – знатный араб. (Примеч. ред.)
Ужин проходил при свете подвешенных к потолку ламп, прислуживал бой с такой же очаровательной улыбкой, как у Аиши.
Первым был подан кус-кус, национальное кушанье из пропаренной манной крупы, мелких зерен пшеницы, кусков мяса и специй. О нем Эмма слышала, но никогда его не ела. Поначалу, увидев гору кус-куса на своей тарелке, девушка пришла в ужас, но, попробовав его, чуть не проглотила язык – до того было вкусно. Затем наступила очередь пастеллы – молодого цыпленка в сладкой обсыпке. Как пояснил хозяин дома, арабы, покинув Испанию, привезли рецепт этого блюда из Андалузии.
– Пастелла считается у нас едой аристократов, – продолжил марокканец. – Готовится она несколько часов, намного дольше, чем кус-кус. Когда Марк сказал, что хочет, чтобы ваш вечер прошел в традиционно арабском стиле, я решил, что на ужин обязательно должны быть поданы два этих блюда.
Последняя фраза хозяина дома поразила Эмму. «Выходит, что о моем приходе он знал, – подумала она. – Но как же мог Трайтон сказать ему, что с ним буду я? Ведь он тогда еще не знал, что Леоноры нет дома».
На десерт они ели маленькие медовые пирожные и мандарины, а затем из тончайших чашек пили черный, как деготь, кофе. Разговор за столом шел о местных обычаях и важнейших вехах в истории арабов. Чуть позже Мулей Касим показал Эмме свою богатую коллекцию древнего шитья, серебра и мозаичных работ.
Наконец Марк поднялся и, извинившись перед хозяином дома, сказал, что им с Эммой пора уходить.
– Но перед тем как уйти, могу ли я с крыши вашего дома показать Эмме ночной Танжер? – попросил Трайтон. – Когда мы спустимся, на улицу нас проводит Га-рун. Так что мы вас не побеспокоим.
– Конечно, поднимайтесь, – ответил Касим. – Я скажу Гаруну, чтобы он ждал вас внизу.
– А вы, шериф Касим, разве с нами не подниметесь? – спросила его Эмма.
– Извините меня, дорогая, – мягко произнес пожилой мужчина, – но я в таком возрасте, когда дорогу на крышу следует уступать тем, кто может ее легко преодолеть. А потом, вид на залитый лунным светом Танжер принадлежит лишь тем, кто его никогда не видел, тем, кто собирается вскоре умереть, и… влюбленным. Я – не первый из них, не третий и очень хочется надеяться, что не второй…
На
– Пусть Аллах всегда держит вас за руку.
Трайтон и девушка вышли во дворик, поднялись понеосвещенной каменной лестнице и оказались на плоской крыше. Марк подвел Эмму к парапету, который был ей по грудь. Они перегнулись через него и стали смотреть на ночной город.
Прямо под ними между домами вились узкие улочки. Лежавшие на них груды мусора в серебристом свете луны теперь выглядели так, словно сошли с картины художника-импрессиониста. Справа возвышался минарет мечети, который Эмма впервые увидела, когда вошла во дворик. За мечетью вниз уходили крыши старых домов, а уже за ними виднелись широкая гладь залива и мыс Малабата. По воде далеко, до самого горизонта, тянулась сверкающая серебром лунная дорожка. В темноте яркими точками огней светился порт. Черные силуэты стоявших у причалов судов казались зловещими.
– Как это все невероятно красиво, – зачарованно прошептала Эмма. – То, что я сейчас вижу, запомнится мне на всю жизнь…
Она была благодарна Трайтону за его молчание. А он с того момента, как подошел к парапету, не проронил ни слова. Эмма неожиданно для себя поняла, что без него красота ночного Танжера так сильно не захватила бы ее…
Чувство, внезапно на нее нахлынувшее, было подобно яркой вспышке. Это чувство заставляло по-новому посмотреть на жизнь, и называлась оно любовью.
Без малейших усилий со стороны Трайтона, сама того не желая, Эмма влюбилась в него – в мужчину, уже сделавшего свой выбор… Только влюбившись в Марка, Эмма окончательно поняла, что никогда не любила Гая.
Даже без надежды на ответное чувство она была благодарна Трайтону за то, что он дал ей возможность понять, что такое любовь. Трайтон мог находиться от нее в ярде, в соседней комнате, в другой части города или на краю света, но Эмма все равно была ему признательна. Благодарила она и судьбу – за то, что их пути все-таки пересеклись. «А если Трайтон собирается жениться на сеньоре де Кория, я должна пожелать ему счастья…»
Эмма в порыве нежности провела пальцами по лежавшей на парапете руке Марка. Решив, что девушка хочет привлечь к себе внимание, он произнес:
– Вы сказали, что вид ночного Танжера вам запомнится на всю жизнь. Это потому, что вы одна из тех, о ком говорил Мулей Касим?
– Одна из?.. – удивленно переспросила Эмма и, бросив взгляд на панораму города, добавила:
– Да, конечно. Я одна из тех, кто видит его впервые. Вы это имели в виду?
Наступило молчание.
– А мог ли я иметь в виду что-то другое? – сухо сказал Трайтон.
– А вы к кому относите себя? – спросила Эмма.
– Себя? – Он пожал плечами. – К тому, кто вызвался выступить для вас в роли экскурсовода. То, о чем говорил Касим, ко мне не относится.
– Да, вы правы, – согласилась Эмма.
Она поняла, что задала провокационный вопрос, на который Трайтон вряд ли бы ответил откровенно. А решилась на это Эмма только в порыве нахлынувших на нее чувств.
«Что я наделала? – в отчаянии подумала девушка. – Ведь я же сама вынудила его причинить мне душевную боль!»
Словно желая подтвердить свою роль экскурсовода, Трайтон стал указывать на детали панорамы города. Чтобы Эмма быстрее находила то, о чем идет речь, он, стоя позади нее, одной рукой осторожно поворачивал голову девушки в нужном направлении, а второй – держал ее за плечо.