На крепостных стенах
Шрифт:
Все было уже готово, чтобы приветствовать «Буревестника». Везде блестели дула орудий, но фризы не стреляли. Пляшущий по волнам корабль представлял собой плохой прицел для них.
Но зато они уже приготовили метательные снаряды, чтобы выбросить в подходящую минуту целый град зажженной смолы и серы.
Штертебекер взял теперь рупор ко рту.
— Гиско, атаман фризов, — крикнул он громовым голосом, заглушавшим грохот волн. — Вы слышите меня?
Штертебекеру недолго пришлось ждать ответа. Наверху показалась колоссальная
— Я здесь! — крикнул он грубым голосом, тоже пользуясь рупором. — Не вы Клаус Штертебекер? Вы приходите, чтобы попасть вместе с вашими людьми ко мне в рабство?
Лицо Штертебекера оставалось спокойным, хотя дерзость атамана фризов взорвала его.
— Я ставлю вам только одно требование, — опять загремел его голос. — Вы раньше заключили союз с виталийцами, и теперь вы нарушили его. Вы хитростью заманили моих товарищей в устье Эмса, закрыли им дорогу и поставили им бесстыдные требования.
Ужасный хохот раздался наверху.
— На что мне союзы! — крикнул дикий Гиско. — Я владыка Долларта и прилегающих земель. В моем распоряжении сотни воинов. На кой чорт мне нужны виталийцы! Я заманил их сюда, потому что мне нужны рабы, и, уверяю вас, что пройдет короткое время и они мне будут целовать подошвы.
— Довольно нахальства! — гневно крикнул Штертебекер. — Теперь выслушайте мое последнее предупреждение. Очистите башню и дайте кораблям моих товарищей беспрепятственно выйти в море.
Дикий хохот послужил ему ответом.
— Клаус Штертебекер, вы рехнулись? — смеялся Гиско. — Вы не в своем уме, если вы осмеливаетесь говорить таким языком. Никто отсюда не выйдет, и хотел бы я видеть, кто осмелится противиться мне здесь, в моей крепости.
— Я осмелюсь, — крикнул Штертебекер. — Я Клаус Штертебекер, владыка морей. Мое терпение лопнуло. Раньше фризы были нашими союзниками, теперь вы бросили нам перчатку, я поднимаю ее. Но берегитесь, Гиско, Клаус Штертебекер поднимается на вашу крепостную башню! Никакой чорт не помешает мне в этом!
— Подойдите, подойдите! — крикнул Гиско. — Я стою здесь. Поезжайте с вашим кораблем через воздух, если вы сумеете. Ваш флаг с бронированным кулаком не пугает меня. Я смеюсь над этой красной тряпкой. Поднимитесь сюда, если вы можете. Но для этого вы должны иметь крылья или быть в союзе с сатаной. Подойдите, мои люди устроят вам достойную встречу!
Люди Штертебекера вопросительно смотрели на своего отважного руководителя, у которого надулись жилы на лбу.
Они знали его страстность, его презрение к смерти, его безумную отвагу, когда кто-нибудь раздражал и издевался над ним. Они боялись, что в слепой ярости он решится на какой-нибудь необдуманный шаг и направит корабль к стене огнедышащей башни.
И все-таки они бы все последовали за ним, если бы он вызвал их на это. Никто из них не отступал пред раскрытой пастью смерти, если Штертебекер ходил впереди. Храбрость этого
Через мгновение должно было наступить решение.
Штертебекер бросил рупор и подошел к рулю. Каждый на «Буревестнике» думал, что теперь предстоит гибель, что Штертебекер, выведенный из себя издевательством Гиско, решится на роковую неосторожность.
Штертебекер завертел колесо, корабль повернулся, сильно накреняясь набок, и помчался по волнам, мимо утесов, обратно в открытое море.
На башне поднялся неописуемый крик. Фризы плясали, прыгали и делали всякий движения, долженствующие выразить их безграничное презрение.
Но больше всех бесновался сам Гиско, атаман Фризов.
— Вот он уезжает! — громко кричал он. — Смотрите, с какой гордостью он говорил! Он только что ставил дерзкие требования, а когда он получил заслуженный ответ, он поспешил убраться! Клаус Штертебекер трус, он убегает от опасности и оставляет своих товарищей на произвол судьбы!
Насмешливый хохот, носившийся над морем, слышался и на «Буревестнике». Все глаза устремлялись на Штертебекера, опытной и твердой рукой, правившего рулем.
Губы его были крепко сжаты, глаза горели огнем. Его красивое лицо почернело и искривилось от подавленной ярости. Его люди никогда еще не видела его таким.
Была ли эта бессильная ярость, волновавшая Штертебекера, или он сдерживал свою страсть для того, чтобы потом поразить обидчика более верным и метким ударом?
Никто не знал, что делается в душе молодого гордого предводителя; каждый истолковывал его поведение так, как ему самому было желательно.
— Что толку, — говорили некоторые, — разбивать головы о стены крепости? Вихману и другим все равно нельзя помочь. Умный Штертебекер знает это и не хочет без пользы жертвовать нашими жизнями. Поэтому он отступает.
— Король виталийцев не может этого оставить безнаказанным, — говорили другие. — Этот нахальный Гиско поплатится жизнью за свои оскорбления.
Через час «Буревестник» выехал в открытое море.
Красивое лицо Штертебекера опять уже было спокойно, но это было только по виду. Несмотря на свое железное самообладание, ему только с трудом удалось подавить свое волнение.
Через несколько минут он поднялся на большую мачту, чтобы осмотреть окрестность, Генрих уже предупредил его и Штертебекер нашел его уже там делающим наблюдения.
— Капитан, я вижу наши четыре корабля, — заявил он. — Теперь можно их ясно видеть. Они стоят позади входа в большую бухту, образующую устье Эмса и, кажется, частью повреждены. Повреждения их, как видно, небольшие, так что они могут еще плыть.
Штертебекер тоже видел плененные корабли. На них, вероятно, были часовые, которые должны были заметить «Буревестник».
— Капитан, — крикнул вдруг Генрих. — Я вижу красные флаги. Они дают нам сигналы. Они узнали вас и хотят столковаться.